Царь Иоанн Грозный

– Ишь ты! Как оно приспело, в ту пору, когда татарове поспели из города, а ты про хлеб вспомнил.

– Ловок! Бабник, козодой поганый… Блудлив, как кошка, а труслив, что заяц…

– Эй! молчи… Не то я те! – обозлясь, так и вскипел парень и даже, забыв про усталь, привстал, словно готовясь привести в исполнение угрозу.

– Буде, говорю! – прикрикнул десятник. – За дело. Навалялись и языки начесали, гляди! За дело!

– За дело! – с ворчаньем поднимаясь, заговорили ратники. – Сам бы потянул… Приказывать да понукать легкое дело. Ишь, воевода какой выискался!

– Не воевода, а по государскому наказу приставлен за вами глядеть, за лентяями!

– По государскому! Собака тебя ставила царева, а ты и величаешься…

– А хорошо, братцы, государю батюшке! Вон мы тута пропадаем, а он у Волгушки себе в шатрах пирует и день, и ночь… Сказывают: весело там царь с боярами живет.

– И гусляров, сказывают, и скоморохов туда не мало нагнато! – опять свое стал поминать молодой новожен.

– Ну, толкуй еще! Нешто можно: при царе православном да погань такая!

– А што же? Люди сказывают: не мало там всего творится! И сызмальства осударь всякую потеху любил… Так не другой он ныне стал, все тот же.

– Ан и другой! Я лучше знаю, – вмешался молчавший до тех пор пожилой ратник. – У меня – дядя не простого, духовного звания. Сказывает: совсем образумился царь молодой. Все больше Богу молится, службы правит церковные… А бояре да воеводы его, те, конечное дело, не все по царскому примеру живут. Оттого и соблазны… Да и врут много!

– Врут? Ну, не! Сам ты врешь, а я не согласен… Сам я в Свияцком городке был, как грамоту митрополичью всем людям читали. А там явственно прописано было, за что Бог нас покарал, хворь наслал гнилую, тяжелую. «Блуд и непотребство и многое стяжание» – так и сказано…

– Так то – воеводы… А сам царь…

– Што царь? Заладил одно: царь да царь! А знаешь ли: каков поп, таков и…

Но говоривший не кончил.

– Царь едет, черти! Вставайте! Царь едет! – вдруг крикнул тот из ратников, который лежал на самых бревнах, где было посуше, и глядел по сторонам.

Ратники вскочили, глядят: из ближней рощи, в которой намокшие, потемнелые деревья стоят так печально, с повисшими, полуобнаженными ветвями, показались вершники царские, стрельцы с пищалями, дворяне охранные с бердышами… За ними на красивых, сильных конях несколько воевод, все больше пожилые, а впереди Иван в полном военном вооружении, на широкозадом, могучем коне.

Завидя кучку ратников, при его появлении снявших шапки и треухи и стоявших на коленях вдали с обнаженными головами, Иван подскакал к ним.

– Встаньте, люди ратные. Богу кланяйтесь… Вы – Божьи ратники. Откуда вы? Что за бревна? Куда их тянете?

Десятник, ободренный ласковым голосом царя, стал отвечать, вертя шапку в руках:

– Да вот, осударь… не погневись… из окопу мы, из ближнего… От головы, от Василия Шпыняева, посыланы по бревна… Чай, ведом тебе голова тот, осударь?

– Не помню что-то! – улыбаясь сказал Иван. – По бревна? И вы их сами на себе волокете? Тяжело, чай?

– И-и, как тяжко! Умаялись… Не ближний свет, сам видишь, осударь… Притомились… Вот и стали передохнуть, значитца… Помилуй, не казни, осударь… Не стало никакой силы-возможности, без передышки, значитца…

– Ну, вестимо, как не вздохнуть?! Отдыхайте… Ишь ты, упарились как! Ровно от коней – от людей пар столбом! Да разве нет коней у вас, чтобы не самим таку махину тащить? Да еще на тележке, на смешной такой.

И Иван стал внимательно осматривать тележку, особенно колеса ее, обтесанные топором из цельных обрубков и далеко не имевшие вида правильного круга.

– Коней? И-и, што ты, осударь! Мы – пешие. Наше дело простое… Все на себе да своими руками робим, своим горбом тянем… А што трудно – твоя правда, осударь. С непривычки, гляди. Дома – все другим делом, торговлишкой займались… А тут вот… – начал было впадать в жалобливый тон десятник, но спохватился и замолк…

Иван огляделся, медленно повторяя:

– Торговлишкой займались? Што ж, дело хорошее. Конечно, трудно вам с непривычки. Так то помните: не для меня, не для кого стараетесь, муку принимаете, а для Господа Самого Распятого, за святую веру христианскую… Татар повоюем – Господь возрадуется. Полон наш, русский, у них отберем. Чай, и у вас есть кто близкий в полону у казанцев?

– У нас, осударь, – вступил в разговор молодой ратник, – есть родич один… И не ратник он был. Как напали на Каширу единова казанцы, тамо его и забрали… По торговому делу в Кашире жил…

– Вот видите! Так уж потерпите Бога для… А и то сказать еще надо: Казань возьмем, заставы снимем – Волга свободным, вольным путем русским потечет. Как по-вашему, по-купеческому, к худу это аль к добру для вас? А?

– К добру, осударь! – сразу ответили все ратники, хорошо понимавшие свою торговую пользу.

– То-то ж! Так для себя постарайтеся, Божьи воины. А покудова… Эй, Петь! – крикнул Иван одному из своих стрельцов, сидевшему на здоровой рыжей лошади. – Слезай, Петруха! Дай им коня, бревна довезти. Подожди тута с ними, а там и догонишь меня… Ну, Бог на помочь, люди Божьи!