Царь Иоанн Грозный

Царица вошла на крыльцо; раздались песни величания. Новобрачным предложен был завтрак; вскоре царь вышел из палат, сел на коня и в сопровождении всего брачного поезда, при колокольном звоне объезжал монастыри и церкви для принесения молитв. Он посетил и Чудовскую обитель, где встретил его приветствием Левкий. Отсюда спешил Иоанн в другие обители; был в Сретенском монастыре, сооружённом в память избавления от татар дедом его. Наконец когда он возвращался в Кремль, вдруг послышался из толпы громкий хохот; женщина странного вида, расталкивая народ, появилась перед царём, завопила что-то непонятное.

   — Прочь, безумная! — закричал татарский царевич Симеон Бекбулатович, — не останавливай государя! Это кликуша, — сказал он.

   — Не гоните её, — сказал Иоанн, — Господь многое возвещает устами простых.

   — Не гоните меня, — говорила кликуша. — Слушай не слушай, царь, а тебе мои загадки пригодятся.

   — Посмотрю, — сказал Иоанн, — что ты мне скажешь?

   — Тебе вся мудрость открыта, — продолжала кликуша с диким смехом, — так скажи мне: какой был ключ деревянный, замок водяной, где заяц ушёл, а ловец потонул?

Иоанн быстро ответил.

   — Моисей, — сказал он, — открыл жезлом путь чрез Чёрное море, вот ключ деревянный и замок водяной; заяц — израильтяне, а ловец — Фараон.

   — Премудрый государь, — говорили бояре, — и ты проведёшь нас невредимо через море житейское!

   — Загадаю другую загадку: два стоят, два идут, два чередуются. Скажи, что такое?

   — Слыхал я, — сказал Иоанн, — стоит небо и земля, идут солнце и луна, чередуются день и ночь.

   — А я думала, — закричала кликуша, — небо и земля — Русь и Москва, солнце и луна — царь и царица, а день и ночь — веселье и горе. — Она вдруг захохотала. — Ещё загадка: стоит град на пути, а пути к нему нет... Обмолвилась, не ту загадала, есть мудренее: долго ли проживёт князь Андрей Курбский?

   — Князь Курбский, — повторил Иоанн с недоумением, — может быть, и это я знаю.

   — И я тоже, — проговорила быстро кликуша, — я сейчас отгадаю: он умрёт за день прежде тебя.

Тут она закричала, завопила диким голосом, завертелась, затряслась, стала рвать на себе волосы.

Суровые черкесы с изумлением на неё посматривали. Никто не смел подойти к ней; Иоанн и сопровождавшие его удалились, толкуя о загадках кликуши.

Возвратясь во дворец, Иоанн повелел царице идти к столу, и сопровождающие её шли по шёлковым персидским коврам, сели за стол на полавочники, обитые парчой, свахи вкруг царицы, боярыни за большим столом. С царём сели братья и знатнейшие сановники; перед новобрачным поставили жареную курицу на золотом блюде, но он до неё не касался, и старший дружка, обернув её скатертью, отнёс к царской постели.

Между тем, ещё до начала пира, ближний боярин, сев на царского коня, ездил с обнажённой саблей вокруг сенника, устроенного на палатном дворе для царской почивальни. При окончании пиршества Иоанн и Мария стали у дверей палаты, и посаженный отец, князь Юрий Васильевич, выдавая молодую супругу, сказал затверженную речь: «Бог положил на сердце тебе, государь, жениться, взял княжну Марью, и ты держи её по тому, как Бог устроил». Тогда княгиня Иулиания, супруга Юрия Васильевича, с громким хохотом надела на себя, по обряду, две шубы собольи, шерстью навыворот и осыпала новобрачных хмелем.

Всему поезду раздавали ширинки, шитые серебром и золотом. Наконец все пошли к сеннику; пред царицей понесли караваи и свечи, а пред государем фонарь с богоявленскою свечою, для зажжения других светильников в разукрашенном сеннике, где над дверьми и над каждым окном утверждены были золотые кресты внутри и снаружи. В глубине поднимался брачный одр, окинутый куньим одеялом и чернолисьей шубой под шёлковой простыней.

Толпы народа долго ещё стояли вокруг двора государева... Наконец толпы разошлись, огни стали потухать, лишь боярин с обнажённой саблей ездил вокруг сенника до рассвета.

ГЛАВА VIII Вечерняя беседа

Наступил памятный для России день. За тридцать один год в сей день родился Иоанн, ужасная гроза бушевала над Москвою и ещё страшнее разразилась громом над волнами Волхова, колебля в основании Новгород. Старые бояре припоминали, что от самых пелён новорождённый нарёкся Грозным в молве народа.

С рассвета царские палаты наполнились поздравителями. Не одни ближние бояре и святители церкви, но и купцы московские били челом на царской радости и подносили дары: серебряные сосуды, аксамиты, золотые корабельники, поставы сукна; каждый усердствовал что-нибудь поднести государю.

Многие уже разошлись, когда явился боярин Алексей Басманов; он поднёс костяной жезл в серебряной золочёной оправе.

   — Довольно жезлов у тебя, государь, — сказал хитрый ласкатель Иоанну, — а ещё нет жезла на адашевцев.

Басманов показал, что сквозь затейливый жезл продернут был острый железный прут и при нажатии рукой пробивался из наконечника.

Иоанн усмехнулся и, взяв жезл, слегка уставил в ногу Басманова. Тот проворно отдёрнул ногу.

   — Жезл сей на врагов великого государя! Царская милость твоя над нами!