Царь и царица

На этом вопрос о браке Николая Алексан­дровича с принцессой Гессенской как бы за­канчивается. Наследник отправляется в даль­нее плавание, а принцесса Алиса получает конфирмацию по правилам англиканской церкви.

Прошло довольно много лет, в течение {61} которых вопрос осложнился еще тем, что между русским Императорским домом и владетельным принцем Гессенским, Людовиком IV, отцом принцессы Алисы, пробежала черная кошка. Людовик IV прельщается женой русского предста­вителя при своем дворе, некоей г-жей К. и выражает желание развести ее с мужем и на ней жениться. Узнав об этом, Александр III резко сообщает Людовику IV, что в случае, если он своего намерения не оставит, Россия отзовет раз навсегда своего представителя при княжестве Гессенском.

Так проходит еще четыре года.

В 1893 году, когда Наследнику уже исполни­лось 23 года, у Государя Александра III появля­ются первые признаки той болезни, которая осенью 1894 г. унесла его в могилу. Старший по возра­сту в роде Романовых, великий князь Михаил Николаевич, обеспокоенный тем, что Наследник, быть может, завтрашний Император, — не женат, а потому не имеет и не может иметь законного мужского потомства, решается указать Александру III на необходимость Наследнику вступить в брак. Царь, признавая в принципе, что это желательно, говорит, что принуждать к этому сына он не желает: «Поговори с ним сам, — говорит он великому князю Михаилу Николаевичу, — тебе это легче, нежели мне».

Великий князь тотчас принимает на себя эту миссию. Беседа его с Наследником очень скоро выясняет, что Наследник не только согласен вступить в брак, но даже стремится к этому, но желает он жениться на определенной девушке, на брак с которой родители его, по-видимо­му, не согласны, а без благословения родителей он жениться не может.

Девушка же эта — прин­цесса Алиса Гессенская, к союзу с которой, {62} когда этот вопрос возбуждался в 1890 году ве­ликой княгиней Елисаветой Феодоровной, его ро­дители отнеслись отрицательно.

Великий князь Михаил Николаевич, продол­жая свои дипломатические переговоры между чле­нами Царской семьи, сообщил свой разговор с Наследником Императору и Императрице. Узнав о чувстве сына к принцессе Гессенской, родители его поспешили согласиться на его желание, причем сказали, что, если они высказа­лись в 1890 г. против этого брака, то лишь по­тому, что почитали Цесаревича еще слишком молодым для вступления в брак и были убеж­дены, что его чувство к принцессе Алисе лишь мимолетное детское увлечение, столь часто возни­кающее между двоюродными и троюродными брать­ями и сестрами в годы их ранней молодости. Коль скоро, однако, это чувство сохранилось и да­же окрепло в течение 4-х лет, то они, конеч­но, не противятся их браку.

Однако согласие Императрицы Марии Феодоровны на брак сына, с любимой им девушкой, по-видимому, не изменило ее внутреннего отношения к будущей своей невесте. То обстоятельство, что принцесса Гессенская прибыла в Poccию и вступила в состав русской Императорской семьи в скорбные дни последних недель жизни тяжело страждущего Александра III, вероятно, еще более отдалило Mapию Феодоровну от ее заместительницы на роли Царствующей Государыни.

{63}

6.

Отчуждению Царицы от петербургского обще­ства значительно содействовала внешняя холод­ность ее обращения и отсутствие у нее внешней приветливости. Происходила эта холодность, по-видимому, преимущественно от присущей Алексан­дре Феодоровне необыкновенной застенчивости и испытываемого ею смущения при общении с незнакомыми людьми. Смущение это препятствовало установлению ею простых, непринужденных отношений с лицами, ей представлявшимися, в том числе с так называемыми городскими да­мами, а те разносили по городу анекдоты про ее холодность и неприступность.

Надо сказать, что петербургское общество бы­ло в этом отношении избаловано с давних пор. Русские Императрицы исконно отличались очаро­вательной любезностью и простотой. Императрица Mapия Феодоровна обладала чарующей приветли­востью и умением сказать каждому ласковое сло­во. Пробыв в Poccии многие годы на положении супруги Наследника престола, она в совершенстве усвоила приемы непринужденного, но одно­временно царственного ласково-любезного обращения, причем за это время успела вполне ознако­миться со всем личным составом бюрократического и светского Петербурга. Поэтому во время приемов она знала, о чем говорить о {64} представлявшимся ей, знала, что интересует каждого ее со­беседника, положение и родство которого ей были неизменно известны. В результате получалось впечатление, что Императрица сама интересуется лицом ей представлявшимся или хотя бы его близ­кими.