Царь Грозный

Недаром мучился Филипп, Иван Васильевич уже понял, что просто приручить или сломить митрополита, которого сам же уговорил принять сан, не удастся. Оставалось одно: убрать его с митрополичьей кафедры. Но как? Подсказал Вяземский:

– Да не может быть непорочным игумен! Всегда найдутся старые грешки…

– Ну и что же?

– В обитель следствие послать надо, чтобы с пристрастием монахов расспросили.

– Филиппа в Соловецкой обители любили, могут худого не сказать, – усомнился государь.

– Недовольные найдутся даже в раю, – хмыкнул Афанасий.

В Соловецкую обитель отправилась следственная комиссия по главе с князем Василием Темкиным. В помощниках у него оказались епископ опричного Суздаля Пафнутий и архимандрит Андроньевского монастыря Феодосий Вятка. Обитель числилась в земщине, а ее главе уж очень хотелось в опричнину, потому как царь ласкал и одаривал свои опричные монастыри большими подарками… Сам князь Василий совсем недавно вернулся из литовского плена, вся его родня была казнена опричниками, а потому он хорошо понимал, как и в чем может угодить государю. Вяземский не сомневался, что Темкин нароет слухи о порочном житие Филиппа во время игуменства, даже если такого не было в помине.

Зимняя дорога и к соседу не слишком легка, а уж на далекие острова в Белом море тем паче. Хотя и укрывались от жгучих ветров и кусачих морозов спешившие выполнить царский наказ, но пообморозились. Князь Темкин, которому повезло больше других, лишь слегка прихватило щеку, мысленно усмехнулся: ничего, злее будут!

Однажды чуть не провалились под лед в невесть откуда взявшуюся полынью, едва не заплутали в пургу, но все же добрались…

Следствие прибыло на Соловки в самом конце зимы, страшно удивив всех старцев. Иона даже перекрестился:

– Да неужто с Филиппом что?!

– Не, чего с вашим Филиппом станется? – протянул, прижимаясь к теплому печному боку уставший от тяжелой дороги князь. – Мы о нем все разузнать приехали.

– А чего о нем разузнавать? Филипп, он весь на виду. – Келарь никак не мог взять в толк причину приезда в такую даль московских людей. Обычно если и приезжали, то либо прятаться, либо, напротив, опальных прятать.

В трапезную, где сидели нежданные гости, уже спешил Паисий, ставший игуменом после Колычева. Услышав о цели приезда, сначала нахмурился, потом задумался. Эту нерешительность сразу заметил князь Василий, подумал, что стоит воспользоваться.

У них с игуменом состоялся долгий и тяжелый разговор. Темкин, вспомнив совет Вяземского обещать нужным людям что угодно, едва не посулил Паисию митрополичий сан, но вовремя одумался и сказал о епископстве. Вышло это как-то легко и просто, мол, а вот ты, святой отец, вместо сидения на дальних Соловках в каком городе епископом хотел бы стать? Паисий весь напрягся, уставился в лицо князя, с удовольствием обгладывающего мосол, потом подумал и решил, что ответ его ни к чему не обязывает. Беседовали наедине в небольшой игуменской келье, куда и принесли сытный монастырский обед для приехавшего князя и самого Паисия.

– В Новгороде.

Неожиданно даже для себя Темкин вдруг кивнул:

– О том и думали. Хватит тебе в дальней обители сидеть, пора бы и среди людей пожить. Грехи все небось отмолил, можно и новые набирать?

Шутка вышла неудачной, но именно поэтому сами слова получились достоверными. Темкин, хитрая бестия, уходя к себе в выделенную келью, мимоходом добавил:

– Ежели Филипп с митрополии уйдет, то Пимен вместо него станет, а он Новгородский…

Но дело продвигалось туго, старцы не желали даже слышать о том, чтобы опорочить Филиппа на Соборе! И тут свою хитрость показал Феодосий Вятка. В первый же день убедившись, что такого, как Паисий, в обители больше не сыщется, а слов одного игумена будет мало, он решил сначала присмотреться к монахам, чтобы понять, кого чем зацепить можно.

Старался и Пафнутий, уже через неделю он не без помощи все того же Паисия нашел ключик к нескольким старцам. Причем троих из них попросту обманул, заявив, что Филипп сам хотел бы от митрополии отделаться, да не может, потому как клятву перед государем дал не слагать с себя этот сан. Как его снять? Только вот таким путем.

Старец Иаков долго пристально смотрел в лицо епископу, щуря подслеповатые глаза, потом вздохнул:

– Лжа то хитрая… Не может Филипп сан бросить, ежели его принял.

– Не может! – горячо согласился с ним Пафнутий. – Вот потому и хитрим, чтобы вашего Филиппа клятвопреступником не делать!

Десятерых старцев удалось правдами и неправдами убедить ехать в Москву. Один игумен сам торопился туда. Старцы вздыхали: ох, не к добру все это…

Шли месяцы… В Москве митрополит, которого государь уже попросту не допускал до себя, начал выговаривать ему противные слова прямо прилюдно.

На Сорока мучеников в марте Филипп вел службу в Успенском соборе, когда вдруг с резким стуком открылись двери, заставив всех обернуться, а пламя свечей колыхнуться. В собор вошли государь с опричниками. На всех черные кафтаны и шапки, в руках обнаженные мечи и сабли. Прихожанам стало жутковато, те, кто ближе ко входу, постарались отодвинуться.