Царь Федор Алексеевич, или Бедный отрок

О том, сколь значительной силой обладали между 1676 и 1679 годами Милославские, а с ними и другие аристократические семейства, разговор пойдет ниже, в главе «Реформатор». Но для начала следует избавиться от нескольких стереотипов относительно Федора Алексеевича, кочующих из книги в книгу.

Во-первых, взросление мужчины в условиях допетровской Руси происходило очень рано. Сверстники юного царя садились в седло, брали в руки оружие и отправлялись сражаться против турок, татар, поляков, шведов — словом, куда пошлют. Пятнадцать лет — возраст, с которого все дворяне, от нищих «городовых» помещиков до выходцев из высшей знати, начинали служить «на великого государя». К тому времени они порой успевали жениться.

Выходит, пусть новый царь и юн, но в глазах страны он вовсе не выглядит мальчишкой. Да, его опекают родственники. Однако их опеке есть своя граница. Если государь пожелает одного, а они — другого, то он имеет полное право поступить по-своему. И никто из подданных не удивится и не осудит его за это.

Во-вторых, не стоит думать, что Федор Алексеевич проболел всё свое царствование. Это, мягко говоря, преувеличение. Да, время от времени ему становилось плохо. Расхворался он в первые месяцы правления, болел с декабря 1677 года по февраль 1678-го, страдал от тяжелого заболевания в начале 1678 года, мучился зимой 1678/79-го, и новый приступ нездоровья унес его в могилу на рассвете 1682 года. Но в промежутках между ухудшениями здоровья царь, видимо, чувствовал себя нормально. Любил музыку, поэзию, верховую езду и высоко ценил хороших лошадей. Ездил на длительные богомолья. Наконец, принимал иноземных послов, и когда читаешь их отзывы, то вовсе не возникает впечатления, что они общались с какой-то бледной немочью.

Показательны воспоминания иезуита Бернгарда Таннера, оказавшегося в свите князя Михаила Чарторыйского — польского посла ко двору Федора Алексеевича в 1678 году. Он пишет: «На… троне высоко восседал великий князь московский. Величие его, к удивлению присутствовавших, превосходило его возраст (ему было 18 лет); голову князя украшала блиставшая шапка, поверх коей была золотая, богато украшенная дорогими каменьями и другими драгоценностями корона; в руках был княжеский скипетр. Кафтан (tunica), на который от чрезмерного блеска (я стоял близко) нельзя было пристально смотреть, был столь роскошен, что и после, при возвращении на посольское подворье, только и было разговору что о нем. Верхнее одеяние (paludameutum), накинутое как мантия, так блистало алмазами и жемчужинами, что московского царя, красовавшегося в этом убранстве, назвали убранным звездами солнцем (!) По сторонам трона стояли четыре служителя с оружием… и великий маршалок, по имени Долгорукий, через которого князь говорил с послами. Остальную часть палаты наполняли сановники и прочая знать числом свыше пятидесяти. Наряды их, казалось, затмевали один другой… Сам князь обратился к стоявшим у самых ступеней престола послам с такими словами: "Как се брат наш Ян, круль польски, мают, то есть как здоров брат наш Ян, король польский?"»[32].

Итак, «болезненный и слабый» государь Федор Алексеевич сидит на троне под тяжестью роскошного одеяния, усыпанного драгоценными камнями, и ведет беседы на польском языке. Он оставляет впечатление полнейшего великолепия у самых упорных и самых опасных врагов России на протяжении всего XVII века.

Позднее Таннер увидит его еще несколько раз. Например, в день произнесения присяги о соблюдении договорных условий.

Вот соответствующий отрывок из его записок (август 1678 года): «Сначала пришел как бы епископ с несколькими попами, несшими книгу Евангелие. Когда разместились они перед троном, епископ (supremus praefectus) стал говорить формулу присяги, которую царь, наклонив немного голову, повторял и так проговорил всю до конца. С окончанием ее условия сенаторов наконец были утверждены прочно, и предприятие послов кончилось с успехом. Царь велел также передать королю условия договора, и стоявший при нем князь сейчас же, поклонясь перед троном, подошел к послам и вручил им государеву грамоту… запечатанную великой печатью»[33].

Вновь видно: царь свободно разговаривает с послами, легко воспроизводит длинную формулу присягания, руководит своими вельможами… Никакой «болезненности» нет и в помине.

Остается сделать вывод: в биографии царя Федора Алексеевича выдавались длительные промежутки, когда нездоровье отступало. Тогда он мог полноценно осуществлять свои планы.

Что же касается неопытности Федора Алексеевича, не стоит забывать: он получил изрядное по тем временам образование, к тому же отец на протяжении как минимум нескольких месяцев приучал его к государственным делам. Это совсем не тот «несмысленный» юноша, каким вступал на престол его дед, Михаил Федорович. Государь Федор Алексеевич знал и понимал многое.