скве, денег и сосудов драгоценных еще уезд Калужский с тремя городами. Густав всем понравился, было в нем благородство истинно королевское в сочетании с приятными манерами и ученость изрядная, знал он даже русский язык, а кроме него латынь и греческий, польский, немецкий, итальянский и французский, возможно, и другие. Однако Густав категорически отказался переходить в православие, что было первейшим условием женитьбы на дочери царской, допустил и другие проступки. Поэтому Густава отставили от двора, определили ему место жительство сначала в Угличе, затем в Ярославле, потом в Кашине, там он и успокоился навеки. Этим завершилось первое сватовство Бориса Годунова и первый полный год его правления:
Из прочего: заложили две крепости — Царев-Борисов в устье реки Сокол для охраны южных рубежей наших и другой Царев-Борисов или, как его называли для избежания путаницы, Борисов городок близ Можайска на реке Протве, с мощными стенами каменными, башнями высокими и прекрасным храмом в честь Святых Бориса и Глеба.
[1600 г.]
Последними из держав европейских прислали послов своих соседи ближайшие, Польша и Швеция. Память о войне недавней еще не успела изгладиться, поэтому Борис Годунов по обыкновению своему повел с послами игру хитрую, дипломатическую, зная о неудовольствиях, возникших в последние годы между этими державами, старался добиться наиболее выгодных условий мира, угрожая устами дьяков своих каждой державе союзом с противной стороной, сам же не спешил принимать послов.
Лишь по прошествии шести недель принял царь Борис великих послов польских во главе с гетманом литовским Львом Сапегою. Смиренный тревожным ожиданием посол представил царю не только договор о вечном мире, но и повел речь о союзе тесном между державами нашими. Условия, утвержденные сеймом польским, включали право подданных обоих государств вольно переезжать из одной страны в другую, посту-
пать на службу придворную, военную и земскую, приобретать земли, свободно вступать в браки, посылать учиться детей, русских в Варшаву и польских в Москву. Предлагалось также учредить единую монету, создать общий флот на море Северном, сообща обороняться от врагов.
Среди прочего значилось право поляков строить костелы в Москве и других городах русских, тут наши святые отцы стеной встали, так что идею союза даже обсуждать не стали. В конце концов царь Борис смилостивился и, подчеркнув особо, что делает это лишь по ходатайству своего малолетнего сына и наследника Федора, пожаловал Польше мир двадцатилетний.
Несмотря на все эти камни подводные, подписание мира с Польшей обставили чрезвычайно торжественно и отмечали весьма пышно. Царь Борис как чувствовал, что этот день — наивысший взлет его царствования. Но, конечно, никто тогда такого и помыслить не мог. Все праздновали установление мира долгого и, как мнилось, нерушимого на всех наших границах, наступление века спокойствия и благоденствия.
Но недолго держава и народ наслаждались тишиной и спокойствием, недолго и царь Борис блаженствовал безмятежно на троне царском. И виной всему была мнительность Годунова, вдруг вспыхнувшая с новой силой. Питали ее и слухи неожиданные, неведомо откуда пошедшие, что-де жив царевич Димитрий, скоро явит себя миру и предъявит права на престол прародительский. Не доверяя проявлениям любви народной, видя лукавство в славословиях святых отцов, чувствуя противодействие скрытое бояр своевольных, Годунов уподобился руководителю своему с юношеских лет царю Иоанну Грозному, везде видел заговоры, поползновения к бунту, готовящиеся покушения на жизнь его и на венец царский. А пошатнувшееся вдруг здоровье обратило его мысли к смерти возможной, заставило трепетать за сына своего единственного и наследника, коему многие могли явиться соперниками в борьбе за трон опустевший. Поэтому в который раз отказал царь Борис князьям Федору Мстиславскому и Василию Шуйскому, которые, пребывая в возрасте зрелом, били ему челом о дозволении жениться. Страшился царь Борис продолжения
родов, кои по крови имели больше прав на престол Русский, чем он сам и сын его.