совершив, тати бежали через двор, но звонарь на колокольне храмовой, узрев их и их дело страшное, ударил в набат. Тут на двор выбежала боярыня-мамка, а вскорости за ней и Мария Нагая. Увидев сына окровавленного, едва дышащего, она схватила с земли полено и принялась Волохову охаживать, крича, что та была со злодеями в сговоре. А потом бросилась на тело сына, уже бездыханного.
Жители же Углича все сидели за столами обеденным, когда услышали набат. Выскочив из домов, оглянулись вокруг в поисках столбов дыма, не найдя же их и поняв, что звонят на колокольне церкви Спаса, устремились к дворцу царевича. Прискакали верхами Нагие, Михаил с Григорием, стали пробиваться сквозь толпу к воротам. Тут, презрев стыд и совесть, появились дьяк Михайло Битяговский с сыном. «Вяжите их, ребята! Не дайте уйти злодеям! По их наущению царевича зарезали!» — взревел Михаил Нагой. Битяговских повязали, поволокли в темницу. Тут нахлынул второй вал людской, слух об убийстве царевича с быстротой невероятной распространился по посаду и даже через Волгу перелетел, люди бежали с топорами, рогатинами, дрекольем, завидев связанных и помятых Битяговских, устроили суд скорый, заодно прибили пособников их, Осипа Волохова и Данилу Качалова, и вступили в схватку со стрельцами царскими, пытавшимися их защитить. Потом в поисках приспешников-злодеев ворвались в избу приказную и на подворье дьяков и побили всех, кто не успел скрыться. Всего же убили насмерть пятнадцать человек.
Как только в Москве получили весть об убиении Димитрия и случившемся бунте, в Углич был направлен полк стрельцов и следователи для розыска дотошного. Все указывало на вину Бориса Годунова, поэтому Дума боярская с тщанием выбирала следователей, дабы не попали в их число клевреты годунов-ские. Так, избрали князя Василия Ивановича Шуйского, окольничего Андрея Клешнина и митрополита крутицкого Геласия. Того не учли бояре, что именно Годунов заблаговременно вернул из ссылки Василия Шуйского, что Клешнин, хоть и приходился зятем Михаилу Нагому и часто противоречил Годунову в приказе своем, был весь в его власти, а Геласий, воз-
вышавший голос свой против всевластия Годунова с амвона церковного, был во всем послушен патриарху Иову. Неудивительно, что следователи такие не сыскали никаких доказательств убийства злодейского, допросили множество людей, да все без толку. Оставили без внимания и орудия убийства, пищаль, нож ногайский и палицу, все в крови свежей, что оказались в руках Битяговских, чьи тела были брошены в ров городской. Нашли следователи людей, которые под пытками повинились, что орудия эти были подброшены, и указали на тех, кто их на это подбил, на Нагих, Михаила да Григория.
Поспешив предать тело Димитрия земле, так же как нашли его во дворе, с орешками, зажатыми в правой руке, следователи отбыли в Москву. На следующий день по их приезду собрался Собор Священный вместе с Думой боярской, в присутствии царя Федора заслушали доклад князя Василия Шуйского о розыске в Угличе. Говорил он не об убийстве, а о гибели, тогда же впервые, неуверенно и среди многих прочих прозвучали слова о том, что царевич мог сам неосторожно пораниться. Бояре и святые отцы вынесли приговор глубокомысленный: «Царевичу Димитрию смерть учинилась Божьим судом», — дело же отправили на доследование.
Следствие по Угличскому делу подошло к концу лишь к зиме. Тогда и объявили окончательно, что княжич Димитрий погиб, играя с ребятишками дворовыми в тычку, поранившись ножом в приступе черной немочи. Виновной в преступном небрежении была объявлена Мария, ее отправили в Николо-Вык-синскую пустынь в земле Вологодской и там постригли в монахини. Всех Нагих за подстрекательство к бунту осудили на заточение и разослали по разным городам. Пострадали и жители Углича, двести с лишним человек, признавшихся в убийстве дьяков, сослали вместе с семьями в места отдаленные, в Пелым, на поселение вечное. Колоколу же соборному, поднявшему народ на бунт, усекли ухо и вырвали язык и под стражей крепкой отправили в ссылку, опять же вечную, в Тобольск.
Царь Федор искренне скорбел о гибели брата меньшего, хотел он перенести тело царевича в Москву и похоронить рядом с отцом, но патриарх отговорил, ссылаясь на то, что по розыску Димитрий, вполне возможно, сам себя жизни лишил,
а самоубийцам не место в храме. Еще Федор порывался ехать в Углич, чтобы помолиться на могиле, но его отговорили моровым поветрием.
Следствие лицеприятное и приговор лукавый не много помогли Годунову. Народ не поверил сказке о случайной гибели царевича, так что сразу пошли даже слухи, что Димитрий спасся от рук убийц наемных. Слухам этим суждено было возродиться через несколько лет, пока же другие события отвлекли и царя, и бояр, и народ.
Не прошло и нескольких дней после вести о смерти царевича Димитрия, как в Москве в разных местах случилось несколько больших пожаров. Запылал двор Колымажный и в несколько часов сгорел Арбат, улицы Никитская и Тверская, весь Белый город и за ним новый двор Посольский, слободы стрелецкие и все Занеглинье.