Царь Давид

«…Принимая во внимание все изложенное, — писал Фрэзер, — мы с большей степенью вероятности можем предположить, что антипатия, которую евреи времен царя Давида питали к переписи населения, коренилась всецело в народном суеверии; возможно, что последнее укрепилось вследствие вспышки чумы, последовавшей тотчас же за переписью» [83].

Впрочем, сейчас уже, согласитесь, не столь важно, какое из объяснений — религиозное или атеистическое, мистическое или рациональное — наиболее правильно объясняет описанные выше события. Все источники сходятся в одном: поняв, где следует строить Храм, и купив это место, Давид в последний год своей жизни уже не мог думать ни о чем другом, кроме Храма и всего, что связано с его возведением и будущей литургией в его стенах.

А между тем в стенах царского дворца разворачивалась беспощадная борьба за то, кто же именно унаследует трон.

Глава восьмая ЗАКАТ

Каббала — еврейское мистическое учение — утверждает, что обычный человек не может увидеть ангела и остаться в живых. Каждый из людей, перед тем как покинуть этот мир, на мгновение видит явившегося за ним ангела смерти — и умирает. Но Давид не был обычным человеком и потому после явленного ему видения продолжил жить. Однако дни его уже были сочтены, и до самой смерти он чувствовал недомогание — странная слабость во всех членах валила царя с ног; его то и дело сотрясал озноб, так что, пытаясь согреться, он кутался в одежды, просил принести ему побольше одеял, но все было тщетно.

Талмуд, говоря о болезни Давида, замечает, что ни к чему в мире человек не должен относиться пренебрежительно, так как за это неминуемо последует расплата. В свое время Давид пренебрег ценностью одежды и отрезал полу мантии Саула — и вот в последние дни его жизни даже самая теплая одежда отказывалась его греть.

Впрочем, болезнь Давида легко объяснить и с рациональной точки зрения. В конце концов, он мог заразиться во время эпидемии, перебороть саму болезнь, но начать страдать от ее осложнений. Либо сама болезнь перешла из острой формы в латентную и продолжила мучить царя, медленно, но верно отнимая его силы.

Давид только-только приближался к своему семидесятилетию; он отнюдь не был глубоким стариком не только по понятиям нашего, но и по понятиям своего времени. И вместе с тем царь стремительно, буквально на глазах, старел и слабел, и никакие средства не избавляли от мучающего его озноба. Тогда-то у вызванных к царю врачевателей возникла спасительная, как им показалось, идея, как вернуть его к жизни:

«И состарился царь Давид, вошел в преклонные лета, и покрывали его одеялами, но не становилось ему теплее. И говорили ему слуги его: пусть поищут для господина моего царя девственную отроковицу, чтоб она была при царе и ухаживала за ним. И пусть лежит она у груди твоей, и будет тепло господину моему царю. И искали девицу во всех пределах Исраэльских, и нашли Авишаг Шунамитянку, и привели ее к царю. И была девица эта очень красива, и ухаживала она за царем, и прислуживала ему, но царь не познал ее» (I Цар. 1: 1–4).

Расчет врачей был понятен: они надеялись, что первая красавица страны не просто согреет Давида теплом своего юного тела, но и разбудит в нем былой жар, и новая страсть придаст ему силы. Но этого не произошло. Если следовать прямому тексту Библии, тот самый Давид, который совсем недавно владел целым гаремом, не захотел или не сумел даже овладеть приведенной к нему девушкой, не говоря уже о том, чтобы воспрянуть благодаря ей к жизни.

Правда, мидраш и тут вносит свои поправки. По его версии, Давида так потрясла красота Ависаг (Авишаг), что он решил сохранить ее девственной для своего сына Соломона, хотя еще вполне мог наслаждаться женщиной. Однако, когда Давид сказал ей это, девушка с иронией заметила: «Когда вор не может украсть, он строит из себя честного человека!» Эта насмешка, говорит Талмуд, привела Давида в такую ярость, что он несколько раз подряд овладел Ависаг, но… необычным путем, «не так, как принято мужчине овладевать женщиной».

Тем не менее состояние здоровья Давида и в самом деле оставляло желать много лучшего. Слухи о том, что дни царя сочтены, мгновенно разнеслись не только по дворцу, но и по всему Иерусалиму. В народе стали ждать, что царь наконец публично назовет имя своего преемника, но Давид медлил. Целые дни он проводил в своей комнате, общаясь лишь с очень узким кругом придворных.