Царь Борис, прозваньем Годунов

Уж каким безвластным и бездеятельным королем был Сигизмунд-Август, но и ему удалось объединить Польшу и Литву, повинуясь воле народов. Следующим шагом было объединение с Русью, и ничто не могло ему воспрепятствовать, ни такая мелочь, как война многолетняя, ни смута в державе Русской, ни россказни ужасные о царе русском, которые злоязыкие клеветники разносили по всем странам европейским, ни даже слухи, что царь русский погиб во время какого-то небывалого пожара в Москве.

Тогда, глядя на угасающего и бездетного короля, паны польские и литовские все более утверждались в мысли пригласить на престол польский русского царя. Почему же, спросите вы, я эту мысль тогда не поддержал, хотя находился в гуще событий и даже гордился своей идеей о приглашении принца французского? Тому было много причин, не последнее место среди которых занимала моя собственная глупость и непонимание хода развития истории. Но с той поры я сильно помудрел, да!

Между тем в Польше идея о русском короле находила все больше сторонников, шляхта загодя начала обряжаться во все русское и неустанно упражнялась в пирах русских, с их изобилием и долготой. А литовские паны, не дожидаясь кончины великого князя и короля, отправили письма царю Ивану с известными предложениями. Иван, как вы помните, сначала загорелся этой идеей, но потом остыл, а вскоре и совсем забыл о ней, потрясенный тяжелым поражением.

Когда же прибыли официальные польские послы во главе с Федором Воропаем с извещением о смерти короля Сигизмунда-Августа, то они предстали уже перед князем Симеоном. Как ни мало они понимали в том, что на Руси происходит, но все же видом государя московского были поражены, особливо его возрастом, но дело свое посольское справили строго по наказу, известили о кончине старого короля и пригласили царя московского участвовать в выборах нового короля. Симеон был заранее предупрежден о настойчивых расспросах послов польских о последних событиях в державе Русской, поэтому вывернулся довольно ловко, сказав послам: «Вы известили меня от имени панов о кончине брата моего Сигизмунда-Августа, о чем я хотя уже и слышал прежде, но не верил, ибо нас, государей христианских, часто объявляют умершими, а мы, по воле Божией, все еще живем и здравствуем». Что касается предложения побороться за польский престол, то Симеон ответил уклончиво. Сам-то он о польской короне, конечно, не мыслил, он еще не решил, что с русской делать, будь его воля, Симеон бы отказался наотрез, но боярам идея понравилась, и они постановили потянуть время, посмотреть, куда ветер подует. Для начала же предложили замириться и договориться о конце войны братоубийственной.

Между тем послы польские не оставляли попыток разобраться в делах русских. Из недомолвок, намеков противоречивых, а подчас и нарочито неправдоподобных ответов, кои издавна усвоены людьми московскими в разговорах с иностранцами, они вывели, что царь московский хитер и коварен, что у него есть молодой, активный, но быстрый на расправу соправитель Иван, с которым царь пребывает в давней распре, есть и другой сын Федор, человек тихий и богобоязненный. С тем и отбыли домой.

Споры в Польше и Литве разгорелись пуще прежнего, теперь с русской стороны не один, а целых три кандидата выступало. Шляхта мелкопоместная все больше склонялась на сторону Ивана, надеясь в лице его приобрести твердого, решительного и отважного государя. Что же до его суровости, то она панов не пугала. С такими подданными, как в Московии, изменниками, смутьянами и грубиянами, по-другому и нельзя, говорили они, мы же люди преданные, смирные и культурные, с нами король Иоанн смягчится сердцем. Знать стояла за Федора, видя в нем нового Сигизмунда-Августа, правителя слабого и послушного воле сейма.