Царь

«С нарядом идут за государем неспешно, а посошные люди многие к наряду не поспели, а которые пришли, и те многие разбежались, а которые остались, и у тех лошади под нарядом не идут...»

Посошными людьми ведает Казарин Дубровский, дьяк Казанского приказа, не раз и прежде уличаемый в том, что безбожно всюду взятки дерёт. Допрашивают посошных людей. Обозники и подводчики показывают согласно, что Казарин Дубровский брал в походе подарки, дарителей распускал по домам, так что под пушки ставилась одна нищета со своими тощими клячами да возчики самого царя и великого князя, оттого и пушки осадные едва тащились самым малым шажком. Нечего удивляться, что разгневанный царь и великий князь повелевает отпетого жулика арестовать, но во время ареста обнаруживается именно то, чего он страшится и отчего так искусно, неторопливо плетёт плотные петли вокруг почтенного Ивана Петровича и прочих явно виновных в измене удельных князей и бояр. В конце этого прискорбного 1567 года он заносит в свой поминальный синодик:

«Раба своего Казарина, да дву сынов его, 10 человек, которые приходили на пособь...»

Обнаруживается, что даже у сравнительно малого дьяка, сидящего в Казанском приказе, впрочем, довольно богатого новгородского землевладельца, имеются свои ретивые вооружённые слуги. Пусть они служат изобличённому жулику, но служат верой и правдой, как им и подобает служить, и, выручая своего господина и его сыновей, вступают в схватку с прибывшей стражей царя и великого князя, «приходят на пособь», как выражается Иоанн. Конечно, стража царя и великого князя тоже не дремлет, и вооружённые слуги Дубровского ложатся костьми за неправое дело, чем лишний раз подтверждают основательность опасений царя и великого князя, что точно такие же ожесточённые схватки, только многолюдней, кровопролитней, непременно завяжутся во время ареста и почтенного Ивана Петровича, и тех трёх десятков участников заговора, которых он полагает изобличёнными, поскольку имеет полный список в руках. Оттого и находится он в нерешительности, оттого и размышляет так долго, как наказать виновных в измене и не развязать междоусобной резни.

Глава пятая ДУШЕГУБЕЦ

Вдруг литовская сторона преподносит новые доказательства, как далеко зашли заговорщики, готовя измену и покушение на свободу и жизнь своего государя. Правда, польский король и литовский великий князь, похвалявшийся, что со дня на день двинет полки на Москву по стопам своего победоносного предка Ольгерда, должно быть, не получивший условленного сигнала или предупреждённый гонцами о разоблачении заговорщиков, неожиданно распускает своё наёмное войско и несолоно хлебавши возвращается в Гродно, откуда покусился в поход. Всё-таки лживый Ходкевич устремляется к Полоцку и нападает на Улу, одну из удачно и своевременно поставленных крепостей, сторожащих опасные проходы и подступы. Под Улой его ждёт жестокое посрамление. Небольшая деревянная крепостица держится твёрдо, и литовское ополчение своевольных, разухабистых шляхтичей оказывается ещё менее пригодным для серьёзной войны, чем такое же ополчение московских служилых людей. О постыдных неудачах осады на этот раз вынужденный быть правдивым Ходкевич лично доносит своему сюзерену: