Царь

В тон своей королеве исполнительный Дженкинсон перечисляет многочисленные услуги английских торговых людей: они не позволяют северным государствам перекрыть торговые пути, ведущие в Нарву, предоставляют Московскому царству важнейшие выгоды балтийской торговли и тем содействуют победам в Ливонии. Иоанн всё-таки домогается знать, по какой такой важной причине английская королева отказалась признать взаимное право убежища и тем скрепить с ним военный союз. Дженкинсон изворачивается как истинный англичанин, уверяет московского царя и великого князя, что, если он согласится забыть своё законное неудовольствие, которое он так решительно выразил английским купцам, восстановит торговые отношения и возвратит привилегии, которые они прежде имели, его королева готова дать вашему пресветлейшеству самые очевидные доказательства своей искренней дружбы. Иоанн на этом обрывает беседу, не торопясь согласиться или ответить отказом, может быть, улавливая чутьём, что англичане намереваются его обмануть, незнакомый, неверный народ.

На двадцать девятое апреля он созывает освящённый собор. Архиепископы, епископы, игумены и архимандриты во главе с новгородским архиепископом Леонидом собираются в Успенском соборе. Иоанн просит своих отцов и богомольцев благословить его на четвёртый брак. Он говорит приблизительно так:

— Первым браком взял я в жёны Анастасию, дщерь Романа Юрьевича, и жил с ней тринадцать лет с половиной, но вражиим наветом и злых людей чародейством и отравами разными царицу Анастасию извели. Совокупился я вторым браком, взял за себя из черкес пятигорских девицу и жил с ней восемь лет, но и та вражиим коварством была отравлена. Я ждал немало времени и решился на третий брак, отчасти для нужды телесной, отчасти для детей моих, ещё не достигших совершенного возраста, потому идти в монахи не мог, а без супружества жить в миру соблазнительно. Получив благословение митрополита Кирилла, я долго искал себе невесты, испытывал, наконец избрал себе Марфу, дщерь Василия Собакина, но враг подвиг ближних многих враждовать на царицу, и они отравили её, ещё когда она в девицах была. Я же положил упование на всещедрое существо Божие и взял за себя Марфу в надежде, что она исцелится, но она за мной была всего две недели и преставилась ещё до разрешения девства.

Он живо, своим оригинальным образным языком поверяет, как он много скорбел, какие преграды воздвигались у него на пути. Он указывает на то, что христианство со всех сторон распинают и губят безбожные неприятели, а дети не имеют лет совершенных, чтобы занять его место, его прародительский стол. Он твёрдо знает законы церковные, и всё же чёрствые обстоятельства принуждают его вступить в новый, неположенный брак:

— Ныне с умилением припадаю к отцам и богомольцам моим и молю благословить меня, многогрешного.