Иоанн и сам ведает, что страна бедная и что властителем его не признают без тяжёлой войны, от которой он как раз хотел бы избавиться, если не навсегда, так хоть на несколько лет, он ведёт обычную, известную дипломатическую игру: он выдвигает наивысшие требования и для того, чтобы установить степень величества, определить своё положение и положение шведского короля, обозначить могущество Московского царства, которому не составит труда раздавить бедную Швецию, если не в одночасье, чуть не левой ногой, так в течение нескольких лет после тяжёлой, но победоносной войны, что в данный момент соответствует истинному соотношению сил, и для того, чтобы предупредить, какие жестокие последствия могут обрушиться на шведского короля, если тот не внемлет веленьям рассудка, другими словами, своими завышенными требованиями он закрепляет своё неоспоримое превосходство перед соседями. Понятное дело, что после обмена любезностями требования такого рода благополучно снимаются. Нагнав как следует страху, Иоанн снабжает епископа Павла довольно умеренной грамотой. До Троицына дня московский царь и великий князь откладывает войну, а шведский король обязывается к этому сроку прислать-таки большое посольство, но не в Москву, как хотелось бы самолюбивому Юхану, а в Великий Новгород к его воеводам. С посольством шведский король должен отправить десять тысяч ефимков на удовлетворенье обиды, нанесённой Воронцову с Наумовым, от этого принципа Иоанн отступиться не может, своих послов в обиду он не даёт. По условиям военного союза шведский король выставляет всего две сотни конных ратных людей, что, в сущности, должно и без шведского герба на царской печати обозначать его подчинённое, униженное положение перед могучей Москвой. Особенно опять-таки оговаривается свободный проход через Швецию необходимых товаров и служилых людей.
Пока обсуждаются пункты и пунктики, пока составляется грамота, подручные князья и бояре осторожно нащупывают свой путь к согласию и миру с нагловатым соседом. Сплочённые единственно силой родства, они все проблемы предпочитают улаживать при помощи брака. Им очень желается, чтобы царь и великий князь женился на младшей сестрице польского короля, хочется также, чтобы он женился на младшей сестрице шведского короля, а как женится, так все неприятности между соседями утрясутся сами собой. Ради достижения столь соблазнительной цели они обхаживают епископа Павла, выспрашивают, какова собой королевна, сестрица-то вашего короля, сколько ей лет, умна ли, может ли похвалиться дородством, признак здоровья в представлении истинно русского человека, намекают с доступной им тонкостью, что не худо бы получить с неё живописный портрет, туманно рассуждают о пользе брака между правящими домами, давая понять, что московский царь и великий князь мог бы жениться на их королевне, к вящей пользе обеих сторон. Сам Иоанн ни единым словом не заикается о загадочной королевне. Он куда больше полагается на впечатляющую силу оружия, чем на браки с заморскими дивами. На прощанье он объявляет епископу Павлу, что остановил кровопролитие только на малое время, и настоятельно советует его королю прислать больших послов не позднее Троицына дня, когда он возобновит военные действия как в Ливонии, так и в Финской земле. Он повторяет снова и снова, что король Юхан обязан возвратить ливонские города, которые он уступил Эрику только на время, без ливонских городов миру между ними не быть, и с ясным пониманием непримиримых разногласий в Европе, бессчётных интриг и подвохов друг против друга советует растолковать опрометчиво захватившему власть узурпатору, что тот не может рассчитывать ни на кого из европейских монархов, в первую очередь не может рассчитывать на германского императора, а словами, как известно, землю не защитишь.