Царь

Иоанн вступает в Великий Новгород двадцать четвёртого декабря, с ним его сыновья, с ним князья и бояре Мстиславский, Воротынский, Пронской, Трубецкой, Одоевский, Сицкий, Шереметев Меньшой, окольничий Василий Собакин, думные дьяки Малюта Скуратов-Бельский и Черемисинов, печатник Алферьев, дьяки Андрей и Василий Щелкаловы. Он настроен миролюбиво и милостиво, точно просит прощения за прошлогодний погром. На малейшее притеснение не слыхать и намёка. Он даёт понять всем своим видом и поведением: крамола искоренена, ни один невинный не может быть им наказан из произвола и деспотизма, он верен слову, данному в грамоте, заблаговременно доставленной новгородцам. Все его мысли нынче о Швеции, о скорейшем заключении прочного мира, но при условии возвращения неправо захваченных городов. Опричные полки уходят на Юрьев, чтобы оттуда, как ему свойственно, угрожать шведам, засевшим в Ливонии как в своей вотчине, именно угрожать, однако не двигаться далее замирённого Юрьева, а заодно разобраться с заговорщиками и бунтовщиками, поддержавшими подлый мятеж, организованный Крузе и Таубе. С той же задачей угрожать, но не ввязываться в военные действия татарская конница уходит к Орешку, «а ис передовых наших полков иные люди дошли до Орешка, а иные немногие люди, которые от передовых людей оторвались, и в Свейскую землю отомчались», возможно, нарушив его повеление, эти немногие люди беспрепятственно доходят чуть не до самого Выборга, но тотчас откатываются назад, уводя полон и добычу.

Он с нетерпением ждёт послов шведского короля или хотя бы вразумительного ответа на грамоту, данную Алавееву-Ольсону. По всему видать, что у него не хватает терпения. По расчёту времени послам быть рановато, Тоне Ольсон едва ли успел достигнуть Стокгольма, а он вызывает прежнего посла Павла, епископа из города Або. Епископ и его слуги, усмирённые опальным прозябанием в Муроме, простираются ниц. Иоанн велит им подняться, говорит с обычной приветливостью:

   — Я государь христианский, земного поклонения себе не хочу.

Он снимает с себя вину перед Юханом:

   — Мы просили у Эрика сестры польского короля Катерины для того, чтобы нам она была в возвышение над недругом нашим, польским королём: через неё мы хотели постановить с ним доброе дело. А про Юхана нам было сказано, что он умер и что детей после него не осталось.

Он перечисляет вины Юхана перед ним, и главная вина в том, что московские послы Воронцов и Наумов были оскорблены и ограблены, чего он без возмещения за обиды не намерен прощать ни одному шведскому королю, другая же вина Юхана в том, что послы присланы им в нарушение стародавних обычаев, установленных правил:

— Пришедши к нашим боярам, уродственным обычаем стали что болваны и сказали, что с ними к боярам никоторого приказу нет, а прежнего обычая позабывши, ино по такому уродству так с послами и сталось.

Он требует, чтобы Юхан заплатил десять тысяч ефимков за оскорбление, нанесённое Воронцову с Наумовым, возвращения ливонских земель, уступленных королю Эрику только на время, о чём имеется форменный договор, а также предоставления ему расположенных в Финской земле серебряных рудников, главное же, заключить с ним наступательный союз против Дании и Литвы, в случае же войны присылать в помощь ему тысячу конных и пятьсот пеших воинов, снаряженных по немецкому образцу, наконец объявляет, что шведский король в своих грамотах должен именовать московского царя и великого князя властителем Швеции да прислать к нему шведский герб, который он велит выбить на своей царской печати, особенно же настаивает на том, чтобы шведский король беспрепятственно, безволокитно пропускал в Московское царство медь, свинец, нефть, рудознатцев, художников, лекарей и служилых людей.

Епископ Павел и его слуги в другой раз простираются ниц. Они умоляют великого государя сменить гнев на милость, уверяют его, что в Финской земле никакой серебряной руды не имеется, что Швеция страна бедная, что не сможет выставить такого множества ратных людей ни на какую войну и что, уж это само собой, шведский король никак не может признать шведским властителем московского царя и великого князя.