Трущобы Петербурга

— О, господин следователь, тут сказалась вся его ловкость и знание людей вообще. Дело было так. Прослышал он, что у N-ского исправника водятся немалые деньжонки и что он их в банк или куда-либо не отдает, а держит дома, в среднем ящике письменного стола, в кабинете, и что исправник к купечеству, особенно к богатому, очень благоволит и любит, когда купцы за доброе с ними обхождение его всячески ублажают. Вот Гончар разоделся это по-купечески, как нельзя лучше, — борода у него в рост тоже хорошая, — нанял в городе лучшего извозчика и лихо подкатил на нем к крыльцу исправницкой квартиры. «Доложите, — говорит он человеку, — что вновь приехавший N-ской гильдии купец Афросимов желает видеть его высокоблагородие по торговым делам». Его сейчас же приняли, и в кабинете пошла беседа, причем Гончар заявил, что хочет открыть большую торговлю бакалейным товаром и что первым делом явился узнать, не будет ли каких препятствий со стороны начальства. Ну, а начальству разве такое дело может быть неприятным — одно слово, новая торговля новый доход! Слово к слову, разговорились и началось это угощение. Исправник развернулся вовсю — потому купец N-ской гильдии, и угощение не пропадет никогда, а Гончар только все осматривал и обдумывал. Наконец Гончар поднялся и заявил, что обычай-то он не весь исполнил, и вскоре возвратился с ящиком, в котором было 12 бутылок шампанского. Две бутылочки сейчас же раскупорили и опорожнили, а с остальными из столовой перешли в кабинет и принялись толковать совсем уже по душам. Скоро исправнику понадобилось и стол отпереть… Тут-то Гончар и увидел заветную шкатулочку. Исправник так разблагодушествовался, что стол-то и забыл запереть, а потом ему понадобилось куда-то выйти. Гончар шкатулочку-то и спрятал в картуз, стол запер, ключ себе положил в карман и сидел как ни в чем не бывало. Исправник входит, а Гончар поднимается и благодарит за угощение, обещая завтра зайти за бумагами в канцелярию и оформить разговоры. Исправник, довольный, провожает дорогого гостя до дверей. Гончар уже в сенях, а шапку все не одевает как будто из великого почтения к начальству. Только как заперлись за ним двери, вздохнул он свободнее да и махнул стрелой куда глаза глядят. На другой день только исправник хватился ключа от письменного стола; везде искал — нет, взломал стол — нет и шкатулочки. Пошли сыски да розыски, но все напрасно; Гончар как в воду канул. Вот видите, господин следователь, что такое Гончар, и все, что я вам рассказал, верно, — сам я справлялся, и все подтверждается…

Через несколько дней я сделал очную ставку между Гончаром и Гвоздем. Они долго и презрительно смотрели друг на друга и, наконец, начали один другого укорять. От укоров дошли до рассказов и улик, и они все подтвердили, что мне нужно было, и я быстро закончил следствие.

Скоро я разрешил и свидание пани Августы с Бжодиковским. Старик был ужасно рад и принялся меня благодарить. Что у них было там на свидании — не знаю, знаю только, что Бжодиковский внес мне денежный залог за свою прежнюю экономку и взял ее на поруки и свое попечение до суда. Из найденного при аресте Гончара и Гвоздя имущества поступило в пользу Бжодиковского чистыми деньгами 35 000 рублей; остальное они успели прожить, или, быть может, скрыли.

Когда я передал об этом Бжодиковскому, он только махнул рукой.

— Знаете, пане советнику, я уже, право, об этом забыл; мне только тогда было жаль этих денег, а теперь я уже совсем об них не думаю. Я думаю, мой коханый пани, как бы мне вызволить мою Августу из этого несчастия; ведь она, право же, жалкая женщина, и сынок еще при ней… Бог знает, чей он ещё…

— Чего же вы хотите?

— Научите меня, как сделать, чтобы совершенно освободить ее от суда и ответственности. Ведь она, право же, совсем не виновата.

— Ну, я вам такого совета дать не могу. Возьмите для нея хорошего адвоката и с ним посоветуйтесь.

— Да, пане, я так и сделаю.

Через пять-шесть месяцев после этого состоялся и суд по делу об ограблении помещика Бжодиковского и насилия над ним. На суд в качестве виновных предстали: мещанка Августа Брониславовна Бояковская, мещанин Иван Григорьевич Гончар (он же санкт-петербургский 1-й гильдии купец Изветов) и мещанин Петр Дмищев — Гвоздь. Кроме этого, Гончар и Гвоздь обвинялись по совокупности в разных кражах, грабежах, вооруженных и тайных, и в составлении для этого шайки. Гончар обвинялся еще и в убийстве. Августа Бояковская обвинялась в соучастии в ограблении помещика Бжодиковского, в сокрытии награбленного и недонесении начальству, как об этом, так и о других мошеннических проделках Гончара и Гвоздя, которая, несомненно, были ей известны.