— Пускай ищут сами, если это им угодно! — сказал он сам себе. — А я им больше не слуга, вот им хомут и дуга! Когда меня преследуют по пятам, то после этого вряд ли можно оставаться в этой компании, господа-члены которой, с Ковалевым во главе, не сегодня так завтра попадутся в каменный мешок. Ах, эта Олимпиада, наделала же она беды…
И тут он вспомнил про Марью.
Какое-то тяжелое чувство сжало сердце закоренелого злодея, совершенно бессердечного в своих делах и не знавшего, что такое жалость к кому бы то ни было. А тут явилось в нем нечто похожее на любовь.
Он имел дело с множеством женщин разного сорта и калибра, но не испытывал к ним такого чувства привязанности, как к Марье. Что-то особенное влекло его к ней, и, узнав о ее бегстве с Кравцовой, он почувствовал тоску.
— Где теперь ее найдешь? — подумал он вслух, и тут же столкнулся с шедшим ему навстречу человеком.
— Иринарху Павловичу почет! — воскликнул прохожий, останавливаясь.
— Лукаш! — воскликнул, в свою очередь, Ланцов.
Тот, которого звали Лукашом, был человек среднего роста, одетый в пальто с воротником из поддельного барашка, довольно полинявшего, и в такой же шапке. Ему на вид было не больше тридцати пяти лет. Его черные глаза, казалось, так и пронизывали душу того, на кого он глядел.
— Кого же ты ищешь и не можешь найти? — спросил он, пожимая руку Ланцова.
— Ну, хотя бы и тебя…
— По правде сказать, и я тебя давно искал, более двух месяцев. Ну, думаю, пропал наш сокол ясный, пропал и в руки полицейских крючков попал. Куда ты теперь стремишься?
— Сам не знаю куда.
— А! Если так, то зайдем в трактир «Беседа друзей», вон, напротив. Только у меня насчет министерства финансов слабо.
И Лукаш стукнул рукой по карману, в котором что-то брякнуло.
— Восемь гривен медными! — объявил он.
— А у меня восемьдесят рублей, — похвастался Ланцов. — Идем, расходы на мой счет.
Они перешли дорогу Садовой улицы и вошли в трактир. Там было много народа, так как время было обеденное, и потому все столы были заняты торговцами, рыночниками и просто разным людом. С большим трудом приятели нашли себе стоящий в укромном углу стол, только что перед этим освободившийся.
— Свободен? — спросил Ланцов слугу, который смахивал салфеткой со стола крошки прямо на пол.
Тот окинул с ног до головы взглядом посетителей, как бы оценивая кредитоспособность, и затем спросил:
— Что прикажете?
— Сперва подай чаю на двоих, потом полбутылки нежинской рябины.
— А ну тебя с рябиной, — протестовал Лукаш. — Тащи полбутылки очищенной первого сорта.
— А рябину все-таки подай!
— Слушаю-с… Закусить чего прикажете?
— Приготовь обед получше, так, рублишка на два, пока с водкой подашь чего-нибудь, знаешь… пикантнее.
Слуга сразу из сурового сделался чрезвычайно любезным. Улыбаясь во всю ширину рта и перегнувшись, он сказал «слушаю-с», моментально бросился к стоящему у стены шкафу, вынул чистую скатерть, постелил ее на стол вместо грязной и затем побежал исполнять заказ.
— Ну, рассказывай теперь, где ты пропадал в последнее время? — спросил Лукаш после того, как оба уселись за стол. — Тут, брат, столько о тебе разговоров после того, как ты так ловко удрал из предварительного. Ну что, теперь вполне пользуешься свободой?
— Да, пользовался, насколько было возможно до вчерашнего дня, и дельце хорошенькое начали было обделывать, после которого я придумывал удрать за границу, в Америку хотя, но тут черт подсунул нам бабу, и дело наше не выгорело.
И тут Ланцов начал рассказывать о своем пребывании у Ковалева до того момента, когда дворник Фома попросил всех о выходе.
— Вот теперь, — дополнил Ланцов, — послал меня этот Ковалев искать квартиру, но теперь плевать я на него хотел, благо что ушел благополучно, безо всякого спроса и разговора.
— Куда же ты думаешь теперь деваться?
— Этого я еще не сообразил, — сказал Ланцов. — Но теперь рассчитываю на тебя.
Слуга принес чай и две полбутылки: одну с рябиновой настойкой, а другую «чистую», с закуской. Все это он аккуратно поставил на стол, аккуратно положил ножик и вилки, а затем было начал тщательно вытирать рюмки, как Ланцов крикнул на него:
— А ну тебя! Эка, разусердовался. Воображает, что мы дадим ему на чай.
— Хорошим господам мы всегда служить рады, — холопски осклабился слуга.
— Здравствуйте, — засмеялся Ланцов. — В первый раз на свете людей видит, и вдруг…
— Извините-с! — опять улыбнулся слуга. — Наоборот, отлично вас знаю, господин Телегин.
Сказав это, он поставил рюмки на стол и быстро удалился. Мошенники переглянулись между собой.
— Впрочем, это немудрено, — сказал Лукаш. — Этот слуга живет здесь недавно, и легко может быть, он видел тебя в других трактирах, где ты щедро, по своей привычке, бросал деньгами направо и налево.
— Да, я люблю бросать пыль в глаза.
— Это даже необходимо, но, к сожалению, не всегда, потому что этот презренный металл не всегда бывает у нас в изобилии.
Лукаш налил себе водки прямо в чайный стакан, выпил и с аппетитом, как голодный волк, принялся закусывать. То же сделал и Ланцов. Приятели ели молча до тех пор, пока обе бутылки не были опорожнены и вся закуска не уничтожена.