Трущобы Петербурга

Петроковское имение было давно уже продано, денег не было, и даже все что есть в квартире могло быть завтра же описано и взято кредиторами. Дальше я узнала все, о чем, впрочем, раньше догадывалась, хотя от меня это тщательно скрывалось. Я узнала от матери и про распущенную жизнь отца, и про его позорное, по отношению к нам, поведение. Не успели мы с матушкой обо всем хорошенько переговорить и вдоволь наплакаться, как через парадную дверь поспешно вошел к нам полицейский чиновник и объявил нам, что отец застрелился в гостинице…

Вот чем ознаменовалось мое первое вступление в жизнь! После похорон отца квартиру нашу буквально разграбили кредиторы, и мы не успели даже спасти своего белья и платья и только в чем были — переехали в какой-то ужасный номер. У матушки сохранилось в кошельке всего-навсего двадцать пять рублей, на которые нам предстояло прожить неопределенное время. Что было делать? О себе я заботилась мало. Я и раньше подумывала о всякого рода случайностях, вроде того, что со временем, быть может, придется поступить в гувернантки, чтобы прокормить себя и успокоить мать, которая, под влиянием глубоких душевных страданий, в особенности в последние годы, заметно как-то хирела и, видимо, носила в себе зародыш какой-то тяжкой болезни. Я обратилась к матери одной своей гимназической подруги — знатной и важной даме, которая приняла во мне живейшее участие и скоро устроила меня, на очень хороших условиях, гувернанткой в семейство одного богатого железнодорожного чиновника Бэского. Я отлично устроилась и прекрасно зажила, отдавая весь почти свои заработок моей бедной матушке. Надломленное здоровье матушки, однако, не выдержало, и мне через год после смерти отца пришлось похоронить и мать. Я осталась буквально ода. Родные у меня хотя и были, но я редко их видела, так как между ними и отцом издавна существовала какая-то вражда. Между тем жизнь моя и служба у Бэского отлично шла, и я прекрасно себя у них чувствовала до переезда в имение, недалеко от Варшавы. На лето туда приехал сын Бэских, Ричард, двадцати лет, воспитывавшийся в Санкт-Петербурге, в одном из инженерных институтов.

Ричард был старшим и единственным сыном, остальные дети были девочками, которые и состояли на моем попечении. Ричард был кумиром всей семьи и бичом для всех служащих у Бэских. Будучи своенравным и избалованным юношей, он при своем богатстве не знал преград своим желаниям; разные бонны, компаньонки и чтицы, которых в дом Бэских было огромный штат, безропотно сносили его ухаживания и ласки. Правда, он был очень красив, ловок, имел хорошие манеры, прекрасно ездил верхом, но был безнравственный и испорченный до мозга костей.

Вот он-то и атаковал меня своими ухаживаниями с первого дня приезда в имение. Так как на все мои отказы, зачастую очень и очень нелюбезные, Ричард твердил, что он меня любит и готов для меня идти на все, то я обо всем этом заявила тете Бэской, просила ее содействия. Она меня внимательно выслушала и любезно заметила, что перед такой красотой как у меня, трудно устоять не только ее «бедному, больному» сыну, но и принцу крови, и что она с ним переговорит.

Я поблагодарила за довольно пошлый комплимент, и больше него из этого не вышло; только тетя стала ко мне еще более любезной и внимательной и постоянно восторгалась то моим туалетом, то прической, то тактом и уменьем «ладить с детьми». Последние способности теперь только заметили и старались их как-то особенно оттенить, и за них я оказалась завалена всякого рода подарками и сюрпризами от тети.

Между тем Ричард удвоил свои ухаживания за мною и буквально атаковал меня везде. Улучив минуту и застав меня одну, он становился на колени, целовал мои руки, ноги и клялся в своей вечной и святой любви.

Я видела, что юноша не шутит уже, что он начал худеть, бледнеть и стал бродить как тень.

Я вновь обратила внимание на это тете и заявила ей, что я готова даже оставить их дом. И теперь Бэская любезно попросила меня ни под каким видом не уходить от них, не пугаться и не придавать этому значения.

— Да, наконец, если Ричард, — заметила она, — по своему совершеннолетию и по окончанию учебного курса, пожелает назвать вас своей женой, я вполне одобрю его выбор и с радостью расцелую свою красавицу-невестку.

При этом она крепко меня обняла и расцеловала. Опять посыпались мне наряды, золотые вещи и даже брильянты в подарок от тети. Сам Бэский редко бывал дома, он с женой не жил и в семейные дела никогда не вшивался.

Что мне было делать, девушке молодой и неопытной? На мое счастье лето скоро кончилось, Ричард уехал в Питер, а мы переехали в Варшаву. Из Питера Ричард присылал мне еженедельно, а иногда и несколько раз в неделю страстные письма и молил не забывать его. Иногда, но очень редко, я отвечала ему, причем старалась расхолодить его страсть, давая совет выбросить любовь из головы, прилежнее заняться науками и стараться выйти из института хорошим инженером. Прошел год, наступило опять лето, и мы вновь на лоне природы, в имении.