Труды и дни

Бабушку Таню провожали, чествовали в здании Моссовета, туда пришла вся семья Родичевых, взяли и Федю. Федя растерялся, глядя на лица людей, таких он встречал на улицах и в магазинах, но не думал, что с такими работает бабушка – полные напудренные женщины с громкими голосами и ярко накрашенными губами, мужчины с обрюзгшими не очень трезвыми лицами в криво сидящих квадратных пиджаках и мятых рубашках, часто со свисающими набок галстуками. Феде там не понравилось: густо пахло плохими духами, жареной рыбой, было шумно и очень скучно, и Федя понял, почему никогда бабушка не приглашала к ним домой в гости никого со своей работы.

Дедушку Васю провожали на пенсию в ресторане гостиницы Москва. Туда решено было Федю не брать, чему он был только рад – подумал, что там будут люди вроде тех, что было на работе у бабушки. Федя был догадлив не по годам, так оно и было, только они там были лучше одеты, и ещё после ухода с банкета руководства мужчины-сослуживцы разгулялись не на шутку.

* * *

Главной причиной ухода с работы новоиспечённых пенсионеров был только что выделенный семейству участок под строительства дачи в посёлке Ильинское, что между Малаховкой и Кратовом по Казанской дороге, недалеко от аэродрома Быково. Участок был размером почти в полгектара, на нём росли высокие сосны, было много деревьев поменьше, но не было никаких построек. Деньги на строительство в семье были, много зарабатывали Адам Иванович и Николай Васильевич, имелись трудовые накопления и у дедушки Васи.

Впервые на дачу Федя приехал в июле 1936 года, когда ему исполнилось девять лет и он перешёл в третий класс. Там шла стройка, участок был перекопан, лежали штабелями доски и брёвна, было много сложенных кубами кирпичей, какие-то железные штуковины и листы кровельного железа, стояли банки с красками и олифой, лежали мотки пакли, были кучи песка, гравия и вынутой земли, из которых торчали лопаты. В корытах размешивали цемент, по участку ходили рабочие, дымил костёр, на котором плавили битум или вар, и ещё много чего там лежало, стояло и валялось, так что даже находиться там Феде было ещё нельзя. Пока шла стройка, Родичевы снимали небольшой домик из двух комнат и веранды на участке по соседству, там ненадолго разместилась в одной комнате дедушка и бабушка, а в другой – няня Лёля и Федя. Удобства были во дворе, еду готовили в углу веранды на керосинке, ночью было прохладно, днём жарко, а потом вскоре начались дожди, и через две недели такой жизни Федю с няней отправили обратно в Москву.

Начались прогулки по летней Москве в Парк культуры, на Сельскохозяйственную выставку, в Сокольники, куда Федю возили на метро. Можно было погулять и на Цветном бульваре, в саду Эрмитаж, сходить в Музей Революции, Политехнический и Исторический. Вот это была жизнь, не то, что на даче! Сопровождала Федю либо няня Лёля, либо бабушка Аня, у которой в театре был перерыв, иногда с ним гуляла мама Соня по выходным.

Но всему хорошему приходит конец, и первого сентября Федя отправился в школу. Там обсуждали новости – вИспании началась гражданская война, республиканцы сражались с фашистами, мы помогали республиканцам, которые были коммунистами или интернационалистами. Весь год прошёл в обсуждении Испании, в военных играх на переменах и во дворе после школы.

Мира Кригер и Аня Валенкова как-то пришли в школу в шапочках-испанках, похожих на пилотки, говорили, что им их привезли из Испании, но оказалось, что их сшили в Москве. Потом Аня Валенкова, дочь начальника пожарной части, рассказывала об обороне Мадрида, на который фашисты шли четырьмя колоннами, а внутри города при этом пряталась «пятая колонна» из диверсантов и предателей, но республиканцы их победили и всех прогнали.

– Папа говорит, что и у нас много предателей и врагов советской власти, они только и ждут, чтобы на нас фашисты напали, а потом ударят в спину Красной армии, – сказала Аня. – Но их скоро всех найдут и будут судить.

– Их надо расстрелять всех, – Тенгиз, сын военного врача, говорил с небольшим акцентом, но только когда спорил или сердился.

О врагах, которые пока скрываются и готовятся ударить в спину советскому народу и Красной армии, не в первый раз уже слышал Федя в разговорах взрослых. Надо было идти снова к дедушке Васе, всё узнавать.

– Враги наверняка есть, но среди наших родных и друзей такие не водятся. И помни о своём «ленинском слове», никогда ни с кем не говорить о таких вещах, – дедушка Вася помрачнел. – Возьми и прочти лучше «Капитанскую дочку» или «Вечера на хуторе близ Диканьки», тебе уже пора приниматься за серьёзное чтение, а не ерунду всякую читать.

Он имел в виду Корнея Чуковского и сборники народных русских сказок и былин.

* * *

На следующий 1937 год, наконец, в конце мая десятилетний Федя совсем переехал летом жить на дачу. Их участок находился на Интернациональной улице, куда можно было попасть со станций Быково и Ильинская Казанской железной дороги. Путь от площади трёх вокзалов в Москве занимал всего около 35 минут, а от станции Быково до их дачи ещё минут 20.