Труды и дни

Феде было ещё только десять лет, ему пока не разрешали самому ходить по улицам, «где гоняют машины и мотоциклы», как говорили няня Лёля и бабушка Аня, на что другая бабушка Таня только пожимала плечами: «Машины тут бывают одна раз в час, а мотоциклы и того реже». Но не спорила, у неё было дел по горло в доме и саду. Федю отпускали в гости к мальчику Алёше на участок напротив, куда приходил ещё Костя, сын военного лётчика. У Алёши папа и мама были в разводе, но папа заезжал, привозил мороженое и солдатиков. В солдатики они играли, выстраивая целые армии, рыли совком окопы, строили из веточек и дёрна блиндажи и потом расстреливали их сосновыми шишками. Играли в шашки, в поддавки, в волки и овцы, в уголки, в будёновца. Сначала было интересно, но скоро это надоело.

В конце июня на дачу внезапно приехал Федин отец на собственной машине ГАЗ М-1, на «эмке». Машину вместе с денежной премией выдали Николаю Васильевичу в придачу к ордену Ленина. Он вернулся из Сибири и с Северного Кавказа и теперь делал что-то важное по передаче энергии от строящегося каскада ГЭС на Волге, в Угличе, Рыбинске и других местах. Отец подарил Феде отличный перочинный ножик со множеством лезвий, а всем привёз много сушёной воблы и несколько банок чёрной икры.

Машину поставили на даче, ведь Николай снова улетал, а к ней был нужен шофёр. Шофёра Татьяна Ивановна нашли среди местных, его звали Саша, он демобилизовался из армии, искал работу. С ним пришла работать сторожем и садовником его молодая жена Дуся. Теперь у Родичевых работали пять человек: тихая горничная Вера, рыхлая, вечно немного хворающая повариха Божена, бонна тётя Лёля, крепкий и сильный Саша и смешливая энергичная Дуся. Для Дуси и Саши наспех строился отдельный тёплый зимний домик. Ещё они взяли щенка овчарки, назвали его Гаврош, пусть охраняет участок.

Страх и трепет

Пока семейство Родичевых мирно отдыхало на даче, в Москве за красной кирпичной стеной произошло эпохальное событие – товарищ Сталин второго июля подписал решение Политбюро «Об антисоветских элементах». Но ещё раньше, в июне Василий Дмитриевич, слушая радио и читая о суде над Тухачевским и другими, стал мрачен, как это бывало при подобных известиях.

В голове его в такие дни начинал работать калькулятор, как у старшего офицера, изучающего характер местности и прикидывающего возможность прилёта вражеского снаряда на позиции своей части. Пока дело касалось военных, вроде было относительно спокойно, но что-то витало в самом воздухе, в той атмосфере агрессии, подозрений и ненависти, градус которой всё повышался, чувствовался в газетах, радиопередачах и просто среди людей.

И вот «прозвенел первый звоночек» – пятнадцатого ночью к даче комдива Огуренко подъехали две чёрные машины М-1, самого комдива и его жену арестовали и увезли. Всю ночь и весь следующий день на даче шёл обыск, потом чекисты уехали, прихватив с собой сторожа Семёна, ординарца комдива со времен Гражданской войны. Так не стало в обществе на даче Полины Васильевны.

– Невелика потеря, – заметила Эля.

– Может, он ни в чём не виноват, это ошибка, – заступилась Аня.

– Там разберутся, если не виноват, так отпустят.

Но уже через две недели Эля не была такой самоуверенной, даже казалась испуганной – вМоскве арестовали профессора Каца, говорили, что по доносу бывшей жены, но чего только не придумают на даче. И перед самым отъездом пришло известие, что арестованы Богдан Михайлович, а также папа Алёши, авиаконструктор, тот самый, который навещал сына и привозил солдатиков.

Всё это было очень тревожно. Татьяна Ивановна, Зоя Константиновна и Анна Владимировна конспиративно посовещались, гуляя втроём по лесочку у болота, и решили просить совета у Василия Дмитриевича. Тот был уже готов:

– Вам, Зоя Константинова, Тане и мне с вами надо сидеть тут тихо по своим домам и дачам, в Москву не ездить, внимания не привлекать, в гости к посторонним не заходить, разговоры на улице ни с кем не поддерживать. Началась новая компания «борьбы за социализм», и она должна когда-то будет закончиться, но вот когда, неизвестно. Сейчас главное – не попасть под первый вал арестов, а там видно будет, может, мимо пронесёт, как уже не раз бывало.

– А что тогда прикажешь делать работающим – Соне, Адаму и мне? – спросила взволнованная Анна Владимировна.

– А вот вам как раз надо быть в Москве. МХАТ и Большой театр скорее вас защитят от ареста, чем дача. Станиславский и Гельцер не дадут просто так никого из Худебников арестовать. Главное, что будет с Николаем, вот если арестуют его, то тогда и за нами всеми придут. Надеюсь, что его не тронут, – сказал Василий Дмитриевич с преувеличенным оптимизмом.

Так и решили. Божену с ее польским прошлым тоже решено было оставить на даче, а Веру и тётю Лёлю забрать в Москву.

Федя ничего не понимал, но чувствовал тревогу в самом воздухе. Увезли мальчика Алёшу, и Костя не заходил, совсем тихо стало в дачном посёлке.

* * *