Трудно допросить собственную душу

Дамы бросились прочь от оврага и быстро достигли шоссе. Там они устроили засаду по обеим сторонам, чтобы не пропустить ни одной машины. Первой повезло той даме, которая охраняла подступы к Москве: на дороге показалась легковушка, едущая в ту сторону. Дама выскочила на проезжую часть и отчаянно замахала. Машина проехала еще несколько метров и затормозила. Подруги бросились к ней. За рулем сидел молодой парень в кожаной куртке и внимательно оглядывал их. Дамы в этот миг забыли, как выглядят, и наперебой заговорили:

— Машина… В овраге, там… Мужчина мертвый… Зеленая машина…. Милицию…

— Милицию? — задумался парень. — Тут дальше есть пост.

— Вы туда едете? Сообщите им! Пожалуйста!

— Ладно, сообщить могу. А вы поедете?

— Мы? — Подруги переглянулись и решительно заявили: — Нет, мы домой, мы и так проваландались в лесу… Еще начнут расспрашивать, как и что… Сил больше нет.

— Ладно, — проворчал парень. — Только я-то тут при чем? А мужчина точно мертвый?

— Точно, точно!

— Ладно, — вторично произнес он, — сообщу. — И, ни слова больше не сказав, стартовал и понесся вдаль. Дамы облегченно вздохнули.

— Ну, повезло нам… — говорила одна, подхватывая свой пакет и бредя по дороге прочь от места катастрофы. — Теперь душа спокойна… Бедняга! Как он навернулся! И наверное, семья ждет, не знают, куда пропал… Ужас какой-то! Если бы не мы…

— Это точно, если бы не мы, его еще неделю бы никто не нашел, — подтвердила вторая. — Машина!

И они одновременно подняли руки. Попутная легковушка подобрала их и повезла прочь, в сторону дачного поселка.

А машина, едущая в сторону Москвы, уже приближалась к посту милиции. На подъезде парень сбросил скорость до максимально дозволенной, перекинул через грудь ремень безопасности, даже лицо у него изменилось — напряглось, стало каким-то тупым и сосредоточенным… Пост проплыл мимо, остался позади… Ремень полетел в сторону, он постепенно набрал прежнюю скорость и засвистел сквозь зубы. В багажнике у него лежало незарегистрированное охотничье ружье. Он одолжил его на несколько дней у приятеля, собирался потренироваться в прицельной стрельбе на своем дачном участке, и встреча с милицией вовсе не входила в его планы.

Объявили перерыв на пятнадцать минут. Олеся вышла из-под ока фотокамеры, осторожно присела на табурет в углу студии. К ней подбежал визажист, что-то весело сказал, обмотал вокруг руки чистое полотенце, принялся рассматривать ее лицо… Олеся давно уже научилась относиться к своему лицу как к чему-то постороннему и могла думать о чем угодно, в то время как ее подпудривали и подкрашивали. Глаза устали, и еще немного — начали бы слезиться от яркого света прожекторов. Кроме того, она вся покрылась гусиной кожей — была почти раздета.

Вокруг звучала веселая французская речь. Она не понимала почти ничего и была этому даже рада. Ей вспомнилась подруга, которая тоже приехала во Францию на работу после выигранного московского конкурса фотомоделей. Та сразу начала учить язык, тем более что была еще школьницей, каждое утро посещала лицей, занималась как проклятая… «Она, наверное, добьется чего-то среди них… — с легким презрением подумала Олеся. — Но ничего особенного, могу ручаться! Разве что выйдет удачно замуж. А так…. Как только мы станем им не нужны и неинтересны, нас выбросят вон. В конце концов, кому мы тут нужны? Саша долбил мне — учи язык, старайся, бросай курить, а то сразу выгонят. Тут многие и марихуаной балуются, но мне это до лампочки. Нет, я — это я, а если я кого-то не устраиваю — тоже плакать не стану. Тем более из-за французов!»