Трудно быть чёртом

И надо всё это серьёзно обдумать. Седьмой день был вчера. Срок ультиматума истёк. Но убивать-то зачем? Совершенно ни в какие ворота не лезет. Господину Кроеву это сейчас абсолютно невыгодно. Ладно бы ещё, когда он полетит со всех постов и окажется под следствием. Тупая, животная месть – но хотя бы логика просматривалась. Только вот сейчас ему надо выглядеть пай-мальчиком.

Ему – да. А вот тем, на кого Игорь так надеялся… Какой, однако, эффектный поворот – ворюга-коррупционер, подлец высшей пробы, убивает честного и смелого журналиста, разоблачившего гнусные преступления… После такого – губера можно хоть с кашей есть, хоть с капустой. Повод куда лучше, чем незаконный снос дач. А журналюга… ну, ещё один герой в памяти народной.

А ведь по-любому теперь завертится судебная карусель – ДТП как-никак было, пострадали и посторонние люди – пускай живы, пускай не калеки, но «матицу»-то крындец. Кто будет оплачивать? Удастся ли вообще доказать, что это был теракт? Нужен ли такой сюжетный поворот предполагаемым сценаристам? Одно дело – мёртвый Ястребов, герой-жертва, и совсем другое – живой и даже относительно целый. Не в том даже беда, что живой Ястребов может что-то лишнее рассказать, а просто на информационный повод не тянет.

Конечно, Вадим Александрович поспособствует… да и здешних кое-кого можно напрячь… но всё равно впереди маячит большая и долгая вонь. Причём, похоже, вот это, наяривающее в дверь – и есть первый звоночек.

Он присвистнул от боли в пальцах, но всё-таки сумел повернуть рычажок замка. Резко толкнул вперёд дверь. Если кто-то стоял к ней вплотную – сейчас должен покатиться по коридору, как сбитая кегля.

Но никто не покатился. На пороге стоял хмурый и насупленный Вадим Александрович. Князь Ваурами Алханай, дари девятого круга.

– Ну что, допрыгался, герой? – произнёс он вместо приветствия. – Красив, нечего сказать. Ну, пошли, лечиться будем.

Пространство перед глазами заволокло белой, с золотистыми блёстками пеленой. Она была тёплая, эта пелена, она слегка щекотала кожу, точно коровий язык.

…Залитый утренним солнцем луг… драгоценными камнями светятся в мокрой ещё от росы траве цветы – жёлтые, синие, розовые. Стадо разбрелось, наслаждается вкусным – после зимней-то соломы! – подножным кормом. А ты лежишь кверху пузом, его лижет не слишком ещё жаркое солнце, и ещё не пора вставать, хвататься за тонкий ивовый прутик и сгонять коров в кучу. Вообще-то могут убрести в Хмаревый Овраг, и тогда жди неприятностей. Но когда тебе семь лет, о неприятностях как-то не думается, а думается, что вот пройдут две недели – может, быстрые, а может, долгие, смотря как на них взглянуть – и на опушке будет полным-полно земляники, а ещё дядя Миэзерь обещал взять тебя в столицу на ярмарку.

И когда на лицо твоё падает чёрно-синяя тень, ты первые секунды жмуришься, и только потом открываешь глаза, подскакиваешь.

Всадник – один-одинёшенек. Конь под ним каурый, с белой отметиной на лбу, грива цвета вороньего крыла с едва заметным зеленоватым отливом. Уздечка расшита серебряными нитями, а глаз у коня похож на спелую сливу.

Конечно, семилетнему Гаррану конь интереснее, чем всадник. Впрочем, и тому уделяется внимание. Всадник не слишком молод и не слишком высок, но в седле кажется продолжением коня. Бывают такие конелюди, бабушка Сиуда рассказывала. Впрочем, в отличие от конелюдей, у всадника есть ноги, обутые в короткие, из тонкой овечьей кожи сапоги. Редкие волосы всадника перехвачены голубой лентой, а с широкого пояса свисают сабельные ножны.

Постепенно приходит понимание. Немолодой дядька в седле – не кто иной, как Ваурами дари Алханай, владетель здешних земель, а он, семилетний пастушонок – его, князя, подзаботный. Во всяком случает, до первых Экзаменов.

– Дрыхнешь? – интересуется князь. – А ну как разбредётся твоё стадо, пастух? В западных лесах, между прочим, волки появились, егеря мои их видели. Не жалко коровок? Это ж твои подзаботные, разве нет? Как звать-то? Да не коровок, тебя! Гарран? Смотри, не спи, Гарран!

– Не спи, Игорь! – голос Вадима Александровича если и встревожен, то самую малость. Однако за столько лет как не научиться различать эти малости… – Не спи! Потом поспишь, а сейчас поговорить надо.

Старик сидел возле кровати, был он чуть бледнее обычного – что вообще-то нормально после занятий Искусством. Но что-то ещё уловил Игорь в его зеленовато-серых глазах – то ли отблеск страха, то ли растерянности. А может, просто слезятся – когда глубоко за семьдесят, это бывает.

Игорь прислушался к своему телу. Боль растаяла, сменилась усталостью. В ушах слегка звенело, кожа на руках и на лбу зудела. Растёт, значит.

– Через пару дней и следов не останется, – успокоил князь. – Но с другими последствиями разобраться будет сложнее. Я побывал на месте аварии, так что джип твой никто уже не опознает.

– Эти… из «матица»? – выдавил Игорь из непослушного горла, – с ними что?