Трудно быть богом

– Так-так-так! – произнес Малянов, вступая в кухню и чувствуя, как сердце поднимается из желудка и становится на свое место. – Мой дом – моя крепость, так это называется?

– Взятая штурмом, отец, взятая штурмом! – заорал Вайнгартен. – Слушай, откуда у тебя такая водка? И жратва?

Малянов протянул руку красавцу, и он тоже протянул мне руку, но в ней были зажаты осколки. Возникла маленькая приятная неловкость.

– Мы тут без вас нахозяйничали… – сказал он сконфуженно. – Это я виноват…

– Чепуха, чепуха, вот сюда давайте, в ведро…

– Дядя – трус, – произнес вдруг мальчик отчетливо. Малянов вздрогнул. И все тоже вздрогнули.

– Ну-ну, тише… – произнес красавец и как-то нерешительно погрозил мальчику пальцем.

– Дитя! – сказал Вайнгартен. – Ведь тебе дали шоколад. Сиди и харчись. Не встревай.

– Почему же это я трус? – спросил Малянов, усаживаясь. – Зачем это ты меня обижаешь?

– А я тебя не обижаю, – возразил мальчик, разглядывая меня как какое-то редкостное животное. – Я тебя назвал…

Между тем красавец освободился от осколков, вытер ладонь носовым платком и протянул мне руку.

– Захар, – представился он.

Мы обменялись церемонным рукопожатием.

– За дело, за дело! – хлопотливо произнес Вайнгартен, потирая руки. – Тащи еще две рюмки…

– Слушайте, ребята, – сказал Малянов. – Я водку пить не буду.

– Вино пей, – согласился Вайнгартен. – Там у тебя еще две бутылки белого…

– Нет, я лучше коньяку. Захар, достаньте там, пожалуйста, в холодильнике, икру и масло… и вообще все, что там есть. Жрать хочется.

Малянов сходил в бар, взял коньяк и рюмки, показал язык креслу, в котором давеча сидел тонтон-макут, и вернулся к столу. Стол ломился от яств. Наемся и напьюсь, подумал я с веселой яростью. Молодцы ребята, что приехали…

Но все получилось не так, как я думал. Едва мы выпили, и я принялся с урчанием поедать гигантский бутерброд с икрой, как Вайнгартен совершенно трезвым голосом сказал:

– А теперь, отец, рассказывай, что с тобой произошло.

Малянов поперхнулся.

– Откуда ты взял?..

– Вот что, – сказал Вайнгартен, переставши сиять как масленый блин. – Нас здесь трое, и с каждым из нас кое-что произошло. Так что не стесняйся. Что тебе сказал этот рыжий?

– Вечеровский?

– Да нет, при чем здесь Вечеровский? К тебе явился маленький огненно-рыжий человечек в этаком удушливо-черном костюме. Что он тебе сказал?

Малянов откусил от бутерброда сколько в рот влезло и принялся жевать, не чувствуя вкуса. Все трое смотрели на него. Захар смотрел смущенно, робко улыбаясь, то и дело отводя взгляд. Вайнгартен бешено выкатывал глаза, готовясь заорать. А мальчишка, держа в руке обмусоленную шоколадную плитку, весь так и подался к Малянову, словно хотел в рот ему вскочить.

– Ребята, – сказал Малянов наконец. – Какие там рыжие? Никакие рыжие ко мне не приходили. У меня все было гораздо хуже.

– Ну, давай, давай, рассказывай, – нетерпеливо сказал Вайнгартен.

– Почему это я должен рассказывать? – возмутился Малянов. – Я из этого никакого секрета не делаю, но чего ты тут передо мной разыгрываешь? Сам рассказывай! Откуда, интересно, ты узнал, что со мной вообще что-то случилось?

– Вот расскажи, а потом и я тебе расскажу, – упрямо сказал Вайнгартен. – И Захар расскажет.

– Вот вы давайте оба и рассказывайте, – проговорил Малянов, нервно намазывая себе новый бутерброд. – Вас двое, а я один…

– Ты рассказывай, – приказал вдруг мальчик, ткнув в сторону Малянова пальцем.

– Тише, тише… – прошептал Захар, совсем застеснявшись.

Вайнгартен невесело хохотнул.

– Это ваш? – спросил Малянов Захара.

– Да вроде мой… – странно ответил Захар, отводя глаза.

– Его, его, – сказал Вайнгартен нетерпеливо. – Между прочим, это как раз часть его рассказа. Ну, Митька, давай… не ломайся…

Совсем они сбили Малянова с панталыку. Он отложил бутерброд и стал рассказывать. С самого начала, с телефонных звонков. Когда одну и ту же страшную историю рассказываешь второй раз на протяжении каких-нибудь двух часов, поневоле начинаешь обнаруживать в ней забавные стороны. Малянов и сам не заметил, как разошелся. Вайнгартен то и дело всхохатывал, обнажая могучие желтоватые клыки, а Малянов прямо-таки целью жизни своей положил заставить засмеяться и красавца Захара, но это ему так и не удалось – Захар только растерянно и почти жалобно улыбался. А когда Малянов дошел до самоубийства Снегового, стало и вообще не до смеха.

– Врешь! – хрипло выдохнул Вайнгартен.

Малянов дернул плечом.

– За что купил… – сказал он. – А дверь у него опечатана, можешь пойти и посмотреть…

Некоторое время Вайнгартен молчал, постукивая по столу толстыми пальцами и подрагивая в такт щеками, а потом вдруг с шумом поднялся, ни на кого не глядя, протиснулся между Захаром и мальчиком и тяжело затопал вон. Было слышно, как чмокнул замок, в квартиру потянуло щами.

– Охо-хо-хо-хо… – уныло произнес Захар.

И сейчас же мальчик протянул ему обмусоленную шоколадку и потребовал:

– Откуси!

Захар покорно откусил и стал жевать. Хлопнула дверь. Вайнгартен, по-прежнему ни на кого не глядя, протиснулся на свое место и, плеснув себе в рюмку водки, хрипло буркнул:

– Дальше…