Жертвоприношение, готовность отдать божественной мясорубке жизнь Артура «в оплату» счастья дочери – это приговор последнему делу Шухарта. Рэд и сам уже предчувствует: «…глубоко-глубоко внутри заворочался вдруг беспокойно некий червячок и завертел колючей головкой». Именно приговор – ибо счастье пред очами Всевышнего мыслимо только таким, каким видит его агнец. То есть – даром! И для всех! А пожертвовав чужой жизнью, Рэдрику ничто доброе для себя и своих близких купить не удастся. Даже если на донышке его души и вправду есть добро.
«…если ты на самом деле такой… всемогущий, всесильный, всепонимающий… разберись!» Вот именно. Счастье ребенка ценой жизни другого ребенка… Не сходится. И Шухарт это понимает, забывая в итоге о том маленьком, личном, с чем шел. И принимая в конечном итоге сказанное агнцем – как свое. Никакой торговли.
Для всех и даром.
Что ж, по крайней мере для
IV. Богов не обнаружено
Варианты сверхъестественного воздействия, как будто, исчерпаны. Ни претендент на место бога, ни ученик чародея, ни контрабандист, таскающий горячие волшебные каштаны прямо из огня, – ни один не преуспел в деле осчастливливания человечества. Остается одно, последнее: холодный рационализм интеллектуала-атеиста, не пытающегося персонифицировать слепую, буквально бесчеловечную машину, атомом которой он сам является. Правда, герой осознает отсутствие злонамеренных сверхъестественных сил не вдруг. И все же – осознает и принимает как данность. И это знание становится неким итогом всего четырехступенчатого Эксперимента, поставленного авторами.
Герой – воин, мужчина, мыслитель – прошел все ступени отречения, от романтизма «лирика» до холодной честности «физика», и стоит теперь лицом к лицу с действительностью, никак не приукрашенной «литературой».
И такой честный взгляд порождает качественно новый уровень оптимизма: оптимизм одиночки пред лицом мироздания – мироздания равнодушного, но именно потому вполне поддающегося исследованию. Отсюда и страшные
«Можно много, очень много успеть за миллиард лет, если не сдаваться и понимать, понимать и не сдаваться». Возможно, оптимизм выглядит именно так.
Жизненное кредо интеллектуала-скептика, отрицающего любую
В этих словах заключается и смелость писателей, которые от религиозного, по сути, мышления пришли к абсолютному атеизму, чистому и холодному, к отрицанию любых подпорок, включая и такую религию, как вера в светлое будущее, в мир коммунистического рая, на который мы тут якобы работаем.
Вовсе не все люди – добрые. И царство истины – Полдень – никогда не настанет. Ибо тот мир не может быть построен так, как рассказали его авторы. Такой мир может быть только придуман. Впрочем, разве что чудо…
Нет, лгали, лгали обольстители-мистики, никаких планет Синих Песков нет на свете, и не несутся к ним отчаянные Десантники, и не треплют их корабль вихри голубой пыли, не стелется над планетой светящийся след. Нет ничего, и ничего не было! Страшно, да, но богов – тоже нет. Тишина и пустота. Ничего, кроме человека, мира и истории…