Троцкий. Мифы и личность

Можно утверждать, что в своей дальнейшей политической деятельности Бронштейн использовал многие выводы, к которым он не мог не прийти, сопоставляя опыт всемирного масонства и «Южно-русского рабочего союза». Вскоре он становится последовательным сторонником создания централизованной, тщательно законспирированной революционной организации, имевшей не только разветвленную сеть своих организаций в стране, но и обширные международные связи. Такой партией стала для него РСДРП, а затем РКП(б). Внутри этих партий он не раз осуждал «узость» тех или иных платформ или фракций, пытаясь играть роль «надфракционного лидера». Хотя ему пришлось мириться с господством в партии «сухой» марксистской теории и даже изображать из себя теоретика марксизма, Бронштейн вносил в свои работы много цветистых оборотов (за что его так осуждал Плеханов), а затем прославился как мастер театрализовать свои появления на трибуне и доводить партийные и массовые собрания до экзальтированного состояния.

Осознав важность управления эмоциями массовых собраний, Бронштейн, с детства стремившийся лидерствовать, нашел в истории масонства многочисленные примеры успехов, достигнутых теми, кто овладевал рычагами власти в политическом движении. Провал его попытки стать российским Лассалем в рядах «Южно-русский рабочий союз» наглядно показал ему безнадежность его амбиций, пока он остается на переферии политического движения. Уроки же, извлеченные из истории масонства, доказывали ему, что он перестанет быть пешкой в сложных политических играх, когда окажется в штабах, где принимаются главные решения. Не прошло и пяти лет после его ареста, как он добился того, что оказался в лондонской штаб-квартире РСДРП и стал рассматриваться как один из подающих надежды юных руководителей партии.

Знакомство с литературой о масонстве могло убедить Бронштейна в том, что успех революции может быть достигнут лишь после установления связей с масонской всемирной паутиной. Не исключено, что, постоянно рассказывая своим товарищам о невидимой, но мощной силе «вольных каменщиков», Бронштейн убеждал их в необходимости использовать не только уроки масонства, но и его связи для дела революции. Возможно, что он пришел к тому же выводу, к которому пришел известный революционер-анархист князь П.А. Кропоткин: «Масоны – это прежде всего всесветная политическая сила и вековая организация. И наше революционное движение очень много потеряет от того, если так или иначе не будет связано с масонством, имеющим свои нити и в России – и, конечно, в Петербурге – в самых разнообразных сферах». Комментируя это замечание Кропоткина, Бонч-Бруевич писал: «Он (Кропоткин) был прав по крайней мере в одном: что оппозиционная деятельность русских либералов имела непосредственную связь с масонами, через них проникала всюду и везде, в самые потаенные места самодержавного организма, везде имела свое влияние».

Активизации масонов в России в немалой степени способствовало заключение союза с Францией, в политической жизни которой «вольные каменщики» играли решающую роль. Как утверждал В.Ф. Иванов, «после франко-русского союза 1890 года «Великий Восток Франции» (масонский центр) становится лабораторией русского масонства. Русские политические эмигранты нашли гостеприимный приют главным образом в масонских ложах Парижа. В 90-х годах прошлого столетия при содействии «Великого Востока Франции» в Париже был организован специальный колледж, явившийся школой для подготовки будущих революционных деятелей. Многие из профессоров этого колледжа– М.М. Ковалевский, Трачевский, Амфитеатров, – а также и ученики их сделались масонами».

В эти годы многие деятели оппозиции, не только либеральной, но и революционной, вступали в масонские организации и к началу российских революций значительное число лидеров многих значительных политических партий оказались масонами. Позже депутат 4-й Государственной думы Л.А. Велихов сообщал, что он «вступил в так называемое масонское объединение, куда входили представители от левых прогрессистов (Ефремов), левых кадетов (Некрасов, Волков, Степанов), трудовиков (Керенский), с.-д. меньшевиков (Чхеидзе, Скобелев)». Тяга к масонству в эти годы была широко распространена среди политической интеллигенции России, в том числе и среди социал-демократов.