А я сфокусировался на младшенькой. Девчонке лет четырнадцать, симпатичная такая, глазастая. Сейчас младшенькая окончательно сдавала бывшего постояльца и заодно, до кучи, вранье всего бабьего выводка. Она долго смотрела на одну из фотографий Шаха – с аккуратной бородкой и короткой прической (Серега скомпилировал), затем выразительно вздохнула и поправила непослушную челку, спрятав ее под платок. Как перед зеркалом. Глазки стали влажными, носиком шмыгнула зачем-то…
– Что и требовалось доказать, – я с плохо скрываемым торжеством посмотрел на Лизу. – В общем-то, домик теперь не обязательно досматривать.
Да, дорогой мой, все в цвет. Сдали тебя дамы, неуловимый ты наш. Ты здесь жил и к тебе неплохо относились. До того неплохо, что теперь вздыхают и шмыгают носом, глядя на твое фото. А ты ведь всего Несколько часов назад слинял, красавец! Ты чего такого сделал, маньяк, чтобы этак растревожить подростковую душу?
– Ты че там затих, Второй? – в очередной раз потеребил Глебыча Петрушин. – Пара минут давно кончилась… Второй?
– Все? – уточнила Лиза.
– Да, я же сказал…
– Отлично, – Лиза достала сигареты и закурила.
Выражение глаз наших Дам резко стало осуждающим. Типа, не ожидали. Так ты, оказывается, только прикидывалась скромницей?
– А теперь уже без разницы, – пожала плечиками Лиза, собирая фотографии. – Так что, гостиницу смотреть не будем?
– Да там Глебыч что-то застрял…
Где-то на улице, вне двора, послышался негромкий звук работающего двигателя. Мы разом навострили уши.
– Движение, – сообщил по рации Серега.
– Транспорт? – уточнил Петрушин.
– Белая «Нива», – подтвердил Серега. – Из соседней усадьбы, следующей за вашей, выехала белая «Нива». Пятидверная. Направляется к противоположной от нас оконечности села. Короче, уезжает. Она пока у нас в секторе.
– Деды перетерли, и «Нива» уехала, – нахмурился Вася. – Может, пока в секторе, пусть Саня шмальнет?
– Ты чего такой кровожадный? – вмешался Иванов. – А если там просто дед?
– А если он поехал доложить «духам», что мы здесь?
– А вот этого мы наверняка не знаем, – покачал головой Иванов. – И палить наобум не имеем права – не простят. Поэтому давайте побыстрее закруглимся и…
– Второй! – обеспокоился Петрушин. – Второй, ты заснул там, что ли?
Глебыч молчал.
– Аккумулятор… – предположил Вася.
– Исключено, – покачала головой Лиза. – Перед выездом всем заряженные вставила.
Петрушин переглянулся с Васей, и они без лишних слов рванули к «гостевому» домику. Мы с Ивановым последовали за ними…
В «гостевом» было две комнаты – спальня и зал, плюс небольшая прихожая и кухонька. Глебыч стоял в зале, спиной ко входу, и напоминал какую-то неуклюжую статую. Плечи опущены, голова застыла в одной точке, щетинистая макушка слегка подрагивает… В зале было два окна, одно из них распахнуто настежь, тихонько покачиваются тюлевые занавески… Следов, однако, на подоконнике не было…
– Стой, – едва слышно прошептал Глебыч. Все мгновенно замерли на месте, кто где оказался: мы с Ивановым на пороге прихожей, Вася с Петрушиным – у двери в зал.
– Не трогайте меня, – очень униженно попросил Глебыч. – Стол…
– Чего? – так же шепотом переспросил Петрушин.
– «Нива» ушла, – дисциплинированно доложит ли наши рации голосом Сереги. – Вы бы поторопились…
– Стол подвиньте, – прошептал Глебыч. – Поставьте передо мной. Только тихо, не заденьте меня…
Вася с Петрушиным потащили из угла стол. Мы с Ивановым обошли Глебыча и полюбовались на картинку.
Несведущего товарища картинка бы не впечатлила. В руках Глебыч держал обыкновенный с виду ватерпас. Для далеких от плотницкой деятельности напомню: это такой прибор для проверки горизонтальности и измерения небольших углов наклона. Небольшой деревянный брусок со стеклышком посередке.
Сейчас Глебыч держал этот брусок так бережно, словно это была самая дорогая для него в мире вещь. Под стеклышком тихонько подрагивал пузырек. Чуть вправо – чуть влево…
– Бумага, – прошептал Глебыч, когда Вася с Петрушиным установили перед ним стол. – Надерите бумаги, положите с обеих сторон.
– Зачем бумага? – обескураженно спросил Вася. – Куда – «с обеих»?
– На стол, – Глебыч очень осторожно вздохнул – в три приема. – Если горизонт кривой, буду подкладывать.
В тумбочке лежали несколько чистых тетрадей.
Вася надрал листов, разложил на столе с обеих сторон. – Ближе, – тихо скомандовал Глебыч. – Еще… Просвет пятнадцать сантиметров. Так… Ближе. Чтобы под основания ладоней попали…
– Готово, – Вася закончил работу и отступил от стола. – Может, я останусь?
Помогу бумагу подсовывать…
– Кыш-шш! – злобно прошипел Глебыч. – Валите отсюда, живо…
Дважды нас просить не пришлось – спустя несколько секунд все высыпали во двор и прилипли к стене дома.
– «Нива» ушла? – запоздало уточнил Петрушин переполненным жаждой убийства голосом.
– Я же доложил, – рация выдала отчетливый флюид недоумения. – Вы выдвигаетесь?
– А я сказал – мочить, – напомнил Вася. – Почему вы меня никогда не слушаете?
В этот момент калитка распахнулась. В проеме возник дед – хозяин усадьбы.
Посмотрел на нас, как на придурков, хмыкнул в бороду и заковылял к крыльцу.