– Тебе не нравится Костин парфюм? – хихикнул Глебыч.
– Сам такой, – буркнул Вася. – Я не про то…
– Хоть бы кто вышел, сказал чего, – высказал пожелание Петрушин. – Типа…
– С пулеметом, – подхватил Глебыч. – И сказал: смерть оккупантам! И – та-та-та…
– Пулемет мы увидим, – покачал головой Вася. – И сказать ничего не успеет.
А вот снайпер на крыше – это да…
– Типа – все ушли, нечего вам тут делать, – завершился Петрушин. – Типа – геть, оккупанты! И сразу бы спокойнее стало на душе…
Увы, никто не вышел, не спешили нас порадовать местные товарищи. Люди присутствовали: в нескольких окнах я заметил шевеление занавесок, где-то тихонько хлопали двери – на фоне мерного урчания мотора другие звуки скрадывались…
«Наша» усадьба явно принадлежала какой-то зажиточной семье. Высокий забор из красного кирпича, с массивными металлическими воротами, большой дом из такого же кирпича, слева, в глубине двора, – домишко поменьше, крыши из нержавейки, сам двор наполовину крыт шифером. В том маленьком домике, судя по информации, и проживал наш красавец. С двумя женами.
Петрушин развернул «УАЗ» носом к выезду: если вдруг что, запрыгнем и рванем по прямой, не надо будет тратить время на маневры под огнем.
– К машине, – скомандовал Петрушин, покидая салон. – Полковник, Костя – справа. Лиза, Глебыч – слева… Мы с Васей – фронт. Пошли…
Мы рассредоточились по обеим сторонам от ворот, прикрытые сзади «УАЗом», Петрушин принялся застенчиво постукивать в калитку. Собаки не брехали – то ли просто отсутствовали вообще, то ли хозяева благоразумно закрыли их от греха подальше. Местные товарищи не всегда держат собак – у мусульман вообще это животное пользуется незаслуженным презрением. Но иногда встречаются. И зачастую не вовремя и очень большие – кавказские овчарки. Во время «зачисток» наши солдаты порой приговаривают этих благородных псин при первом же шаге по проверяемому подворью. И не из вредности, а по соображениям личной безопасности. Бывает, ломится толпа во двор, хозяева выпустят собак, а сами выходить не торопятся. Стоят у окон и с интересом наблюдают, как там все получится.
Получается обычно совсем скверно. Укусы, кровь, короткая очередь, предсмертный вой… жалость к добросовестному защитнику хозяйского добра, как следствие – враждебная предвзятость по отношению к хозяевам. Перспектива даже казенно-вежливого обращения в таком случае автоматически отпадает. Потому что русские, в отличие от местных, к собакам относятся совсем иначе…
Вот так застенчиво постукивать можно было до бесконечности. Практика показывает, что в таких случаях двери по своей воле открывают редко. Нам же следовало торопиться: светлого времени оставалось всего ничего, а еще надо возвратиться на базу.
Глебыч достал двухсотграммовую тротиловую шашку, самопальную зажигательную трубку31с возмутительно коротким куском ОШ, пару спичек и терку от сорокамиллиметровой осветительной ракеты (у него в карманах постоянно хранится куча всякой дряни).
– Да, – одобрительно кивнул Вася. – Думаю – да.
– Не думаю, – покачал головой Иванов. – Лишний шум… Может, через забор?
– А ручку поворачивать не пробовали? – спросила гуманная Лиза.
– Думаешь? – Петрушин взялся за ручку, повернул ее и осторожно надавил на дверь…
И оказалось, точно – не заперто. И никаких тебе зловещих проволок – спутниц обычных в таких случаях растяжек. Вот новости!
– Так, – озабоченно буркнул Петрушин, бегло осмотрев видимый кусок двора.
– Ну-ка, сдали все назад. Глебыч, давай…
Глебыч тихонько просочился в калитку и замер, осматриваясь. Учитывая тот факт, что здесь некоторое время проживал сапер-маньяк, незапертая дверь и отсутствие хозяев могли свидетельствовать только об одном…
Дверь дома распахнулась, на пороге возникла бабка в платке и бараньем душегрее.
– Ушел, ушел! – крикнула бабка, махнув рукой. – Давно ушел. Никто нет, уходи! Уходи!
За бабкиной спиной виднелись еще несколько голов в платках – местные дамы.
– Уже лучше, – с некоторым облегчением вздохнул Петрушин, оттесняя Глебыча и вваливаясь во двор. – Пошли, ребята…
Дальше было так: Лиза общалась с дамами, я присутствовал, наблюдая за реакцией, а остальная публика бегло осмотрела двор и большой дом на предмет вражьего присутствия. Экскурсоводом выступал древний дед с клюкой, бородой до пояса и в смешанном рабоче-деловом прикиде: затасканной до дыр телогрейке и почти новой папахе. Видимо, папаху специально для нас надел, местные обычно носят этот головной убор «на выход», вне дома. Дед отличался какой-то странной апатичной податливостью – просто ковылял следом и все время говорил, что тут «никто нет». Был дед явно туг на ухо, все вопросы игнорировал, знай себе талдычит свое «никто нет», поправляет без надобности пояс и неодобрительно трясет бородой.
«Никто нет» – это насчет боеспособных мужчин, тут мы прекрасно понимали друг друга. И в самом деле, кроме деда и целого выводка дам, в усадьбе не было никого, кто мог бы держать оружие. Это нормально, здесь такое практикуется. На время «зачистки» все боеспособные отправляются гулять от греха подальше.