Тропы «Уральского следопыта»

«Все это, казалось бы, — писала дальше жена Коковина, — должно служить ясным доказательством знания и усердной службы его, быть опорою и покровительством, — но нет! — вышло напротив!

Так лживые и несообразные клеветы и доносы г. Ярошевицкого приняты за справедливые и также без всякого исследования истинные: муж мой был предан военному суду. Назначенные с линии из Оренбургского корпуса судьи съехались сюда — открыли суд — но несколько месяцев не знали, за что судить. А между тем злосчастный и невинный мученик, муж мой, страдал уже в тюремном заключении и, как бы злодей и обличенный уже государственный преступник, наказывался. Еще в сентябре 1836 года суд кончен (за действия пристрастные да судит их бог правым судом своим), но муж мой остался страдать, и по сие время содержится в тюремном заключении. Судьи же объявили, что на освобождение его они не имеют никакого права и даже им неизвестно о причине виновности и заключение его…»

Жена Коковина умоляет о правосудии. Ее письмо и через сто с лишним лет не может оставить читающего равнодушным. Но князь Волконский ответил на это прошение, что «не может входить ни в какое рассмотрение сего дела».

В мае 1837 года в Екатеринбург прибыл царевич — будущий император Александр II со своей свитой. «Августейшего путешественника» сопровождал и его воспитатель В. А. Жуковский. В дневнике поэта есть краткая запись:

«27 (мая. — И. Ш.) Четв. Тюремный замок. Похититель изумрудов в остроге с убийцами… Суд Шемякин».

Говорят, Жуковский был очень добрым человеком. Видимо, он пытался хлопотать за Коковина перед царевичем. По крайней мере, 31 мая 1837 года поэт записал в дневнике:

«Ко мне большое внимание. Разговор за обедом о деле Коковина. Без суда да не накажется».

Но в николаевской России наказывали.

В январе 1838 года Оренбургский губернатор Перовский пересылает новому главному горному начальнику Глинке копию приговора:

«Генерал-Аудиториат согласно с мнением Вашего Превосходительства (т. е. В. А. Перовского. — И. Ш.) полагал:

Подсудимого 8-го класса Коковина за все вышеизложенные преступления (среди которых так и не значится похищение изумруда весом в фунт. — И. Ш.) лишить чинов, орденов, дворянского достоинства и знака отличия беспорочной службы, но затем не подвергать его ссылке в Сибирь во уважение прежней долговременной и отличной его службы».

С сим заключением поднесен был Государю Императору от Генерал-Аудиториата всеподданнейший доклад, на котором в 6 день ноября 1837 года воспоследствовала собственноручная Его Величества конфирмация: «Быть по сему».

Объявление Высочайшей конфирмации должно было произойти в здании Горного правления «при открытых дверях». Однако Коковина «по крайней слабости его сил» представить в правление было невозможно, а потому «конфирмацию привели в исполнение» прямо в тюремной камере. А в квартире его забрали ордена и знак отличия беспорочной службы и грамоты «на оные». После этого тяжело больного Коковина привезли из тюрьмы, в которой он пробыл два года, два месяца и двадцать дней.

Еще дважды — в 1838 и 1839 годах — обращался бывший командир Екатеринбургской фабрики с прошениями к царским вельможам.