Обход второго салона не дал ничего — спрашивать аспирин было не у кого. Майор Камышин не верил своим глазам: все семьдесят пассажиров спали! Что это — полное неведение, что творится с самолетом и что их ждет при посадке, или такое невероятное пренебрежение к опасности? Впрочем, один пассажир не спал. В первом ряду салона майор заметил перебежчика — читинского «зайца». Устроился «заяц» не так уж плохо; откинув со стенки детскую кроватку, он превратил ее в столик — две бутылки коньяка, пакет с яблоками…
— Пойдемте, — сказала Людмила, трогая майора за рукав и только теперь сообразив, что она не столько ищет лекарство для больного ребенка, сколько повторяет обход самолета — точно так же, как три часа назад шла с Невьянцевым. С той лишь разницей, что она теперь шла с майором.
Разбудить пассажиров все равно придется, так как, судя по всему, самолет уже идет на посадку. Командир лишь оттягивает момент, когда придется всем объяснять, что они должны делать, если посадка окажется неудачной. А в том, что посадка будет тяжелой, она не сомневалась: стал бы Селезнев заставлять ее готовить трапы? «А может, не нужно предупреждать пассажиров об аварийной посадке? Но как тогда справиться одной с эвакуацией? А Татьяна…» А Татьяна по-прежнему ни о чем не подозревала, и чем дальше, тем все меньше хотелось Людмиле посвящать ее в дела самолетные. «Вот, может, майор?..» — подумала она.
— Где вас так угораздило? Горели в воздухе?
— Горел, — ответил Камышин.
«Да, кажется, не ошиблась: Татьяну он, во всяком случае, заменить сможет», — поняла Людмила и крепко сжала локоть майора.
— И орден дали за это? — спросила она.
— Почти за это. Десантники успели выпрыгнуть.
— Сколько?
— Добрый взвод.
— Могли бы дать орден и побольше.
— Спасибо и на этом.
Они дошли до конца салона и повернули назад — все спали.
— Поразительное дело, — сказал майор.
— Что поразительно? — насторожилась Людмила.
— Да так… Бравые ребята.
— Это не десантники, — неожиданно зло оборвала майора Людмила.
— Я понимаю, — стушевался майор. — И все же подготовиться к посадке надо бы.
— Успеют. А коль у вас есть опыт, поможете неопытным. Вам, видимо, придется подежурить у передней двери…
— С аварийным трапом, надеюсь, вы обращаться умеете и что делать при эвакуации — знаете…
— Гм…
— Это что — новое словечко в уставе ВВС?
— Извините. Слушаюсь.
Они вернулись в кухню.
Людмила позвонила Селезневу.
— Командир, когда ожидается посадка? Через пятнадцать?.. Надо будить?.. Ясно!
Вложила трубку в гнездо, взяла микрофон и произвела переключение на абонентском щитке.
— Товарищи пассажиры, через пятнадцать минут наш самолет произведет посадку в порту Кольцово. Прошу всех пристегнуться, не курить и с мест не вставать. Температура воздуха в Кольцове — минус три. Идет мелкий дождь. — Решила, что о гололеде говорить не надо, и сделала второе объявление: — Товарищи пассажиры! На борту самолета находится больной мальчик. Срочно нужен аспирин или норсульфазол. У кого есть — нажмите, пожалуйста, над собой кнопку вызова бортпроводника. Повторяю…
Кнопка вызова загорелась в первом салоне.
— Татьяна, — сказала Людмила. — Проверь, пожалуйста, в первом салоне у всех привязные ремни, чтоб пассажиры в них не болтались, посадка будет тяжелой. И выясни, кто вызывал. Боюсь, что это не из-за лекарства…
Кнопка горела над первым рядом — Людмила не ошиблась. К первому ряду подошли Татьяна и майор.
— Опять она… — обернулась на ходу Таня к майору, и тот понимающе кивнул: «Все ясно. Меры приму».
Действительно, кнопку вызова нажал моряк по просьбе девушки.
— Там, — сказала девушка, растягивая слова. — Там аспирин…
Моряк ткнул пальцем наверх, на багажную сетку. Там лежала коричневая сумочка. Таня достала и подала сумочку девушке. Та вяло, словно плохо заведенная кукла, отрицательно покачала головой, и Таня поняла, что в сумочке ей надо рыться самой.
В сумочке оказалась целая аптечка.
В два восемь Виталий передал самолет отца диспетчеру подхода, и Крылов, все поняв, сказал:
— Принял!
— Сдал! — выкрикнул Виталий и, не обращая внимания на начальство, продолжавшее тесниться вокруг пульта «восточного» диспетчера, кинулся из зала.
На «вышке» было темно, я Виталия не сразу разглядел неподвижную фигуру Баранова — диспетчера «круга»[27], стоявшего у стеклянной стены «вышки». Вообще-то место у Баранова за пультом, у экрана локатора, но, очевидно, на «круге» сейчас не было ни одного самолета, и Баранов наблюдал за приготовлениями на посадочной полосе.
— Виталий? Отпущен?
— Отпущен — откликнулся Виталий, осторожно, чтобы не задеть в темноте за пульт или стул, продвигался к Баранову и, уже подойдя почти вплотную, заметил, что тот не один: рядом с ним стоял второй хозяин «вышки» — диспетчер посадки.
— Отец летит? — тихо, как бы между прочим, спросил Баранов.
— Отец, — подтвердил Виталий и прижался лбом к прохладному стеклу.