— Ты меня не понял. Вспомни: сорок пятый. Кенигсберг. Возвращались ночью. Подбили нас. Вспомнил?
— Понял. Включим прожекторы. На какой высоте прошли Артемовский?
— Две сто.
Крылов отодвинулся от микрофона, вытащил из кармана носовой платок и вытер вспотевший лоб.
— Что у вас было в сорок пятом? — услышал он над собой голос Ивановского.
Все начальство, пока он разговаривал со штурманом 75410-го, от стола руководителя полетов перешло к пульту «восточного» диспетчера: связь с самолетом шла по «громкой», значит, весь разговор слышали.
— Подбили нас зенитчики, — объяснил Крылов. — На честном слове дотянули до аэродрома, а там — низкая облачность, дождь.
— Как же вы сели?
— Осветили аэродром автомобилями. Завернули на поле какую-то автороту.
Ивановский внимательно посмотрел на Крылова, потом оглянулся на главного инженера управления.
— Сколько у вас автомашин?
— Штук двадцать наберется… — не очень определенно ответил главный инженер.
Недоумение главного инженера в той или иной степени разделяли все: при любой аварийной посадке на поле оставляют только пожарные машины и «скорую помощь». Все, что может помешать посадке, убирают. А тут — целая автоколонна!
Ивановский мельком глянул на главного инженера, встал, обогнул пульт и подошел к окну. Из окна был виден кусок аэродрома и цепочки огней вдоль взлетно-посадочной полосы. А еще дальше, за полосой, смутно угадывался силуэт радиолокатора. «Хоть бы луч, какой пробил эту проклятую облачность! А у них еще и дворники не работают — значит, на стеклах слой воды. Совсем вслепую прядется сажать… Дождь как назло!»
Начальник управления подошел к пульту.
— Где здесь ЦДА?[26]
Виталий Витковский мгновенно нашел нужный тумблер, схватил телефонную трубку селектора и протянул Ивановскому.
— ЦДА? — спросил начальник управления. — Ивановский. Почему не доложили о подготовке к приему аварийного самолета?
Выслушал и отрезал:
— Через пять минут полоса чтоб была готова! Я без вас знаю, что они могут сесть и со льдом. Могут, но не должны! И вот еще что: сколько у вас сейчас автомашин на ходу?.. Так. Топливозаправщики не годятся. Остальные все до единой, немедленно на летное поле, вдоль начала полосы, и прикажите шоферам включить фары на полную мощность. Приказ ясен? Да, вот еще что: не исключено, что самолет при посадке выкатится за «борт», поэтому автомашины расставьте так, чтобы не мешали. Ясно? Выполняйте!
Генеральный конструктор разрешил повторить полет на высоте восемьсот метров, Двигатель летчики 75610-го запустили в час сорок восемь. Запустили с третьей попытки, меняя по рекомендациям главного конструктора режимы, и едва двигатель набрал номинальные обороты, как диспетчер порта Домодедово начал передавать указания по запуску в ЦДС.
Указания принимал Козырев, записывал, а Павлов тут же по другому телефону передавал их в радиоцентр. Передача рекомендаций была закончена в час пятьдесят девять, а еще через минуту позвонил министр.
М и н и с т р: Товарищ Павлов? Мне только что доложили «соседи»… — министр сделал ударение на слове «доложили», отчего оно в сочетании с «соседями» приобретало язвительно-иронический оттенок, — что самолет вдет со сниженном до пяти метров в секунду. Идет или падает, товарищ Павлов?
П а в л о в: Я только что получил от командира корабля радиограмму: «Полет протекает нормально». Думаю, что они начали снижение перед заходом на…
М и н и с т р: Самолет, согласно наблюдениям «соседей», начал обледеневать… В ноль сорок, а не перед заходом, как вам кажется.
П а в л о в: Пять минут назад командиру выданы рекомендации о запуске двигателя. Испытания…
М и н и с т р: И вы уверены, что командир воспользуется вашими рекомендациями?
П а в л о в: Я считаю, что мы сделали все воз..
М и н и с т р: Это мы узнаем через двадцать три минуты. И не вам давать оценку своим действиям. Я выражаюсь ясно?
П а в л о в: Ясно, товарищ министр.
Услышав отбойные гудки, Владимир Павлович положил трубку на аппарат и повернулся к Козыреву. Его мало волновало — слышал ли тот разнос министра. И все же настолько несправедлив был этот разнос, даже под горячую руку, даже в такую горячую минуту, что к Козыреву он повернулся если не за сочувствием, то во всяком случае — за поддержкой.
— Александр Иванович, ты ведь летчик? Что бы стал делать на месте командира аварийного корабля? Нежели бы не стал запускать третий двигатель?
— Да, — ответил Козырев без колебаний.