Но Дима уже ткнул красную кнопку второго двигателя, а дальше, работая двумя руками, повторил все операции, проделанные до этого командиром и вторым пилотом: аварийный «флюгер», кран останова, пожарный кран… На этот раз, однако, табло «Пожар 2-го двигателя» не погасло даже после ручного включения противопожарной системы, и бортмеханик потянулся к тумблеру «2-я очередь» — на каждом крыле Ил-18 рас положены по две группы огнетушителей, по комплекту на двигатель, однако при необходимости, если пожар не гаснет, их можно разрядить по очереди на один и тот же мотор. Но в этом случае крыло останется без огнетушителей, и, если загорится на этом крыле второй двигатель, тушить его уже будет нечем.
— Стой! — ухватил командир Диму за рукав. — Дуй в салон, смотри, есть ли дым.
Из пилотской кабины внутренние, ближние к фюзеляжу двигатели, а именно на них случился пожар, не видны.
Дима все понял, повернулся и буквально перепрыгнул через свое сиденье, на котором он так и не успел поднять спинку.
— Стой! — еще раз крикнул командир. — В салоне никаких дерганий. Улыбайся, черт тебя побери!
— Понял, командир, — сказал Дима, и на его бледном лице появилась вымученная улыбка.
— Балда! — выругался командир. — Сядь на место.
Он резким движением переключил рычажок на абонентском щитке в положении БП и крикнул:
— Люся!
К счастью, Кирьянова была на кухне.
— Да, командир.
— Вот что, мать. Глянь-ка осторожно, чтобы пассажиры не заметили… А, черт!
Табло «Пожар 2-го двигателя» погасло.
— Что, командир? — В голосе Людмилы слышна была тревога. — Что случилось? Почему мы так…
— Отвяжись, не до тебя. Потом объясню.
Вызывал колпашевский диспетчер:
— 75410, почему не докладываете о прохождении траверса? Вы у меня на траверсе, удаление…
— Колпашево, докладывает командир 75410. Пожар второго и третьего двигателей!
— А?.. — голос диспетчера осекся.
— Пожар ликвидирован, идем на снижение.
— Вас понял, — пришел в себя диспетчер. — Принимаю меры.
Выслушав сообщение новосибирского диспетчера, Козырев нажал на кнопку связи с руководителем полетов — тот в это время с кем-то разговаривал, однако в ЦДС было установлено твердое правило: в особых случаях на связь с руководителем полетов выходит любой диспетчер, обрывая любой разговор. Для этого и есть у каждого на его селекторе особая кнопка-клавиш.
Услышав вызов, Владимир Павлович глянул через стеклянную стену вдоль зала — кто? Увидел встревоженное лицо Козырева и переключился:
— Слушаю.
— Особой срочности: пожар двух двигателей, Ил-18, в районе Колпашево, ГРДП Новосибирск, — услышал он голос Козырева. — Самолет идет на снижение.
Владимир Павлович бросил взгляд на электронную карту — куда сажать? Под всеми городами Центральной и Западной Сибири горели красные индикаторы. Но сажать-то надо немедленно!
— Толмачево примет?
— Выясню, Владимир Павлович.
— Пожар ликвидировали?
— Не сообщили. Выясню.
— Ищите посадку!
Порядок, регламент оповещений особой срочности в ЦДС разработал до мелочей, и все же в каждом случае, не так уж они, к счастью, часты, выплывает что-нибудь непредвиденное.
Пока Владимир Павлович принимал доклад «восточного» диспетчера, его левая рука уже тянулась к группе белых телефонов прямой правительственной связи, где в центре, чтоб заметней, находился аппарат с надписью «Министр ГА».
Министра дома не оказалось, а выяснить, где он, времени не было. Но, с другой стороны, только министр мог отдать необходимые в таких случаях распоряжения, и они касались прежде всего генерального конструктора самолета и «соседей».
Владимир Павлович вызвал «соседей».
— ЦДС Аэрофлота, особой срочности. В районе Новосибирска терпит бедствие пассажирский самолет — пожар двух двигателей. Прошу принять возможные меры.
Оказывается, «соседи» о чепе уже знали — приняли с самолета сигнал бедствия. Но помочь не могли ничем — в этом районе у них не было ни одной подходящей посадочной полосы. Далее по регламенту следовало бы поставить в известность генерального конструктора, но что можно ему сообщить, кроме самого факта? Неизвестно даже, потушили ли они пожар. «Значит, связь с самолетом».
Напрямую с самолетом связаться невозможно — слишком далеко. Придется через Толмачевский КДП, а одновременно задействовать канал дальней связи через радиоцентр во Внуково.
Владимир Павлович глянул сквозь стеклянную стену и по двигающимся губам Козырева понял, что аэрофлотский канал связи с Новосибирском занят — Козырев ищет аэродром, который может принять терпящий бедствие самолет. И он подключился к междугородной:
— Алло, по «самолету»: Новосибирск, аэропорт Толмачево, руководителя полетов.
Пароль «самолет» сработал безотказно: Толмачево отозвалось немедленно.
— ЦДС, первый, — бросил в микрофон Павлов. — Нужна прямая связь с самолетом… Как нет?
Выяснилось, что самолет и от Новосибирска слишком далеко для прямой связи.