Тропы Алтая

— Какое же впечатление он производит?

— Никакого.

— Так может быть?

— Как?

— Чтобы человек не производил впечатления?

— Чаще всего! В нашей экспедиции никто не производит на меня никакого впечатления! А иногда — первое впечатление интересное, а потом — разочарование. Очень часто так.

— Почему?

— Онежка, дорогая! Странный вопрос и все один и тот же — «почему?». Детский! Ты этот вопрос задавала самой себе?

— Какой?

— «Почему?» — Рита почувствовала: она не владеет разговором и не овладевает Онежкой. Сказала сердито: — Милая, ты мало видела людей. А когда увидишь… Что ты увидишь? Все одинаковы, мало того — все требует, чтобы никто ничем не отличался, чтобы каждый был похож на всех! Чтобы человек не был особенным!

— Ты — особенная?..

— Может быть… Хотя бы тем, что хочу быть особенной… Разве так нельзя хотеть?

Рита совсем не предполагала говорить в этот раз о себе, но так случилось, что заговорила. Она собиралась только вместе с Онежкой «проработать» Андрюшу и с ней подружиться. О себе же — в другой раз. Теперь она предчувствовала что-то неожиданное. И в самом деле, Онежка спросила ее:

— А если ты особенная только тем, что ничего особенного не видишь в других?

Тут нельзя было ошибиться… И Рита не ответила.

Онежка снова спросила:

— Как же ты живешь с нами?

— С кем?

— Со всеми нами в экспедиции… С людьми?

— А что же я могу? Не жить?

Никак не могла поверить Рита, что, задумав покорить Онежку, сама оказалась поверженной. Она не могла себе представить, что так случилось с нею — Ритой Плонской, которая обладала чем-то необыкновенным. Его — это необыкновенное — нельзя было узнать, нельзя было увидеть, но так и должно быть: самое необыкновенное и должно быть невидимым. И не зная, что же это такое, чего нет и не может быть ни у кого, — она в него верила. Она «этому» радовалась, «этим» гордилась, и даже все, что было вокруг нее хорошо и что было плохо, — все «этим» оценивала, «этим» ощущала.

Видела очень красивую женщину, очень красивую, и завидовала ей, а потом успокаивала себя: «Но у нее же нет «этого»! Его нет ни у кого!»

Видела красивого мужчину или юношу, и между нею и этим человеком, потому что они оба были красивы, возникали как бы позывные — полуслова, полувзгляды. Она думала: «Вот такой мог бы распознать ее «это» и тотчас в нее влюбиться!»

Когда ее обижали, было обиднее, чем другим: тот, кто ее обижал, не хотел заметить в ней присутствие чего-то, чего в других не было, не было ни у кого, и тем самым наносил ей еще одну душевную рану.

Обижала кого-нибудь она — совесть ее начинала тревожить, она успокаивала себя: «Мне можно — у меня есть «это».

Сейчас, в палатке, когда ей очень грустно было и обидно, она как будто обиделась не за себя, а только за свое «это».

Потом успокоилась…

В конце концов никто ведь не видел ее поражения, она же, если захочет, завтра же покажет всем, как человек может быть покорен ею. Такой человек в экспедиции был, только она не хотела, чтобы кто-нибудь об этом раньше времени узнал. Захочет — и покорит. При всех!

И Рита уснула, думая о том, что она еще удивит всех, все ее увидят.

А Онежка не спала в эту ночь.

Ах, как хотелось Онежке дружбы с Ритой — с красивой, певучей, со старшей! Не начинался бы этот разговор — и тогда оставалась бы небольшая, осторожная, но все-таки дружба между ними, понимание. А теперь?.. «Трудно быть обыкновенной», — думала Онежка.

Каждый день Онежка запоминала новые названия растений. Три из них почему-то неотступно звучали все время: «Истод, адонис, эдельвейс». Совершенно особенно они звучали, и ей необходимо было кому-то много-много раз их повторить, чтобы спросить: правда ли, что они звучат, как не звучит больше ничто? «Истод, адонис, эдельвейс»? У кого теперь об этом спросишь? Немного смешно, а все-таки?

Онежка знала, что, прежде чем сказать друг другу о себе, люди обязательно говорят сначала о ком-то третьем. Так всегда случалось и в школе-интернате, и в институте — кто-то третий был зеркалом, в котором двое других прежде разглядывали друг друга.

Тут третьим был Андрюша. Но как Рита произнесла слово «Андрюшка»? Как его повторила?

Повторила так, что Онежка не могла уже Рите поверить. Не поверила первому слову, насторожилась. Не ошиблась: дальше она не могла уже ни с одним Ритиным словом согласиться… И Онежка спросила себя — кто ей больше всего нравится в экспедиции? Пожалуй, и в самом деле Андрюша. С ним было очень просто — не так, как с Рязанцевым, и тем более не так, как с Лопаревым, которого она почему-то не могла не смущаться… С Андрюшей было очень легко в лесу — он работал, будто удовольствие доставлял и себе и другим.

Онежка даже подумала, что любит Андрюшу. Ей просто было так подумать, — она всех любила в экспедиции так, как дети любят взрослых.

Глава пятая

Почти месяц, как работал в долинах Алтая луговой отряд Полины Матвеевны Свиридовой и больше двух недель на верхней границе леса — отряд Лопарева. А начальник экспедиции, доктор географических наук Константин Владимирович Вершинин, все еще завершал самые неотложные дела в институте.