Тропа Кайманова

«Ни одного схода с эшелонов, ни одного постороннего человека в зоне действия оперативного погранпоста» — так определил полковник Артамонов главное назначение Аргван-Тепе.

Легко сказать, да нелегко выполнить такой наказ. Но за неприкосновенность границы, за предупреждение любых происшествий в погранзоне, в полосе отвода шоссейной и железной дорог Андрей Самохин как начальник нового оперативного погранпоста будет нести всю полноту ответственности.

Зная об огромных потерях на фронтах, Самохин понимал, насколько необходима была сейчас эта мера: кадровых офицеров не хватало. Многих, едва прибывших служить в погранвойска, тут же отправляли в действующую армию. А вот их с Каймановым не отправляли, хоть они оба чуть ли не каждый день подавали полковнику Артамонову рапорты об отправке на фронт. Тот рапорты складывал, отделывался коротким: «Когда надо будет, пошлем», на том разговор заканчивался.

После отъезда на фронт медсестры Клавы, которую Ястребилов по ее доброму согласию намеревался оставить у себя в комендатуре секретарем-машинисткой, чему воспрепятствовал Самохин, Авенир Аркадьевич пользовался каждым удобным случаем, чтобы подчеркнуть свое иронично-неприязненное отношение к замполиту.

Как-то он даже позволил себе высказаться откровенно: «Не думал я, Андрей Петрович, что ты такой, мягко выражаясь, дурак. И мне помешал, и свою Марийку на фронт отправил...»

...После гибели жены и дочки в первые дни войны Андрей не мог назвать своей даже Марийку — самого дорогого человека, «спасшего ему жизнь... Писала она редко: не до писем. Самохин хорошо знал, что такое медсанбат, переполненный ранеными, работающий под обстрелами и бомбежкой.

Как политработник и фронтовик, он, может быть, лучше других понимал, насколько сказывалось в погранзоне все то, что происходило сейчас в Иране, куда год назад были введены советские войска. Эта акция спасла и территорию, и народ соседнего дружественного государства от гитлеровского нашествия, от ужасов и разрушений войны.

Намеченный на двадцать восьмое августа сорок первого года фашистский переворот, подготовленный агентами гитлеровской разведки, был сорван решительными действиями нашей дипломатии, переходом через границу советских воинских частей. В результате около трехсот пятидесяти тысяч молодых иранцев сняли военную форму и разъехались по домам к своим невестам и женам.

В самое трудное время при отчаянном положении на всех фронтах Советский Союз безвозмездно передал Ирану двадцать пять тысяч тонн пшеницы. В зоне, контролируемой советскими войсками, поддерживался образцовый порядок. Все чаще к красным солдатам — кизил-аскерам — обращались за помощью крестьяне, если их притесняли полицейские или баи. Еще в период подготовки фашистского путча гитлеровцы завезли в среднеазиатские страны к границе с Советским Союзом одиннадцать тысяч тонн вооружений, а когда путч провалился, развернули в широких масштабах диверсионную деятельность и оголтелую политическую борьбу. На организацию «общественного мнения» немцами было отпущено более миллиона туманов для подкупа голосов избирателей во время выборов в иранский парламент-меджлис, с тем чтобы провести туда как можно больше своих ставленников.

Значительные суммы отпускались на подготовку диверсионных групп для вывода из строя шоссейных дорог и Трансиранской железной дороги.

В самом Тегеране тридцатого марта сорок второго года были задержаны шесть германских парашютистов...

Война с гитлеровской Германией шла и здесь, на среднеазиатской границе, и по всей территории сопредельной страны. Исход ее зависел не только от положения дел на огромном советско-германском фронте, протянувшемся от моря и до моря, но и от боеспособности каждого пограничного отряда, комендатуры, заставы, отдельного погранпоста. Самохин сошел с крыльца во двор, остановился, задумался.

Здесь, на Даугане, прошел уже целый год его жизни, год напряженной боевой работы, полный волнений год войны.

С первых дней службы генерал Емельянов обязал Андрея в трехдневный срок найти в Каракумах банду Аббаса-Кули и разгромить ее совместно с отрядом капитана Рыжакова. Генерал словно бы сказал этим: «Хотел воевать? Давай воюй, докажи, что ты — фронтовик...»

Отлично проявили себя в этом походе старшина Галиев, старики Изосимов и Белоусов. Теперь-то они оба уже сержанты.

«Возьму их с собой на оперпост, — решил Андрей. — Старшину Галиева — помощником, вот и будет костяк личного состава на новом месте... Ястребилов, конечно, Галиева с резервной заставы не отдаст, но попрошу полковника. Не с бору же да с сосенки новое подразделение собирать?..»

Размышляя так, он увидел Галиева. Старшина, наверно, уже знал о новом назначении Самохина.

— Что нового, старшина? Как идут дела? — будничным тоном спросил Андрей.

— Комендатура переведена на усиленную охрану ослабленными силами, товарищ старший политрук, — ответил Галиев. — Людей и так не хватает, а каждый день приходится отправлять наряд еще и в район кошары Абзала. Солдаты эту службу прозвали «овечий пост», а тех, кто туда идет, — «чабанами»...