Последние слова поразили Рожера, и он вдруг понял, почему притча показалась такой знакомой. Сколько раз Арлен рассказывал об одноруком демоне, который преследовал его годы после того, как в детстве юный Тюк отрубил ему руку? Могло ли подобное дважды произойти на дороге в Милн?
Кирин расшаркался, и раздались аплодисменты, но только не из угла, где затаился Джасин, и не из круга собеседников герцога.
Рожер хлопал громко и медленно, чтобы от сводчатого потолка разлеталось эхо. Он аплодировал и когда прочие рукоплескания стихли. Все взоры приковались к нему.
– Славная история! – зычно похвалил Рожер. – Хотя я знал человека, который рассказывал ее иначе.
– Неужели? – надменно осведомился Кирин, умевший почувствовать вызов. – И кто бы это мог быть?
– Арлен Тюк, – ответил Рожер, и зал загудел.
С притворным недоверием он посмотрел на Кирина, и у того отхлынула от лица кровь.
– Ты понимаешь, конечно, что из мальчика в твоей песни вырос не кто иной, как сам Меченый?
– Не помню, чтобы в той истории участвовал жонглер, – встрял Гаред, и гул усилился. – Хотите правдивую песнь? – Барон хлопнул Рожера по спине, и тот невольно шагнул вперед. – Рожер, сыграй-ка «Битву за Лесорубову Лощину»!
Теперь закрыл лицо Тамос. Рожер повернулся и, как Кирин, поклонился Райнбеку:
– Ваша милость, мне не обязательно…
– Ее уже исполняют во всех кабаках отсюда и до самого Милна, – отмахнулся Райнбек. – Можно послушать и из первых уст.
Рожер сглотнул, но достал скрипку и заиграл.