Трон черепов

– …был подробно допрошен, – подхватил Тамос. – Но моих братьев это не убедило. Ты собственными глазами видел, как вознесся Тюк. Если ты искренне считаешь его Избавителем, то выскажешься в его пользу. Если тебе не хватит смелости – это будет красноречивее слов.

Гаред стиснул зубы, но кивнул:

– Избавитель сказал мне, что жизнь не всегда справедлива. Раз мне нести это бремя, то я понесу и его, и сверх него.

Совещание продолжилось еще какое-то время; советники поочередно просили у графа денег на тот или иной проект. Лиша терла висок, стараясь вникнуть в каждый отчет и вычислить истинные цифры, которые просители стремились скрыть. Даже при несогласии с решениями Тамоса она не завидовала необходимости их принимать. Ей хотелось сидеть на другом конце стола, рядом с ним, чтобы касаться его и нашептывать советы, слышные только ему.

Ее удивило, насколько мощно аукнулась в ней эта картина. Чем больше она думала о ней, тем сильнее хотела в графини.

Когда заседание кончилось и советники потянулись прочь, она задержалась, собирая бумаги. Лиша надеялась улучить еще минуту наедине с Тамосом, а уж потом идти в лечебницу, но эту возможность украл подошедший к нему инквизитор.

Лиша медленно направилась к выходу и, навострив уши, постаралась пройти как можно ближе к ним.

– Это дойдет до ваших матери и брата, – предупредил инквизитор.

– Я им сам скажу, – огрызнулся Тамос. – И добавлю, что ты редкий болван.

– Как ты смеешь, мальчишка, – зарычал тот.

Тамос поднял палец:

– Я больше не под палкой твоей, рачитель. Попробуй еще раз замахнуться, и я сломаю ее о колено да пошлю тебя в следующей карете обратно в Энджирс.

Перехватив бумаги покрепче, Лиша с улыбкой вышла.

Снаружи она увидела Смитта, который разговаривал со своими женой Стефни и младшим сыном Китом. Заметив Лишу, гласный поклонился:

– Прошу прощения, если задел тебя, госпожа.

– Зал совета и предназначен для споров, – ответила Лиша. – Надеюсь, ты понимаешь, что Лощина крайне обязана тебе за службы гласным в эти нелегкие времена.

Смитт, хлопнув Кита по плечу, кивнул:

– Я как раз предлагал мальцу взглянуть, удастся ли нам снизить, как ты просила, цену на хлеб. Если выход существует, он его найдет. Светлая голова, когда речь о цифрах, весь в папашу.

Стефни, стоявшая вне поля его зрения, но лицом к Лише, закатила глаза. Обе знали, что мальчик – сын вовсе не Смитта, а покойного рачителя Лощины Майкла.

Лиша и Бруна пользовались этим знанием, держа Стефни в узде, когда та забывалась, однако теперь у Лиши самой рос во чреве незаконный ребенок, и она понимала, что зря опускалась до шантажа.

– На пару слов, – придержала она Стефни, когда мужчины тронулись с места.

– Да? – спросила та.

Они никогда не были близки, но обе отваживали подземников, защищая раненых жителей Лощины, и ныне уважали друг друга.

– Я должна извиниться, – сказала Лиша. – Раньше я угрожала тебе из-за Кита, но хочу, чтобы ты знала: я никогда бы так не поступила ни со Смиттом, ни с мальчиком.

– Как и Бруна, что бы ни говорила эта ведьма, – отозвалась Стефни. – Я, может, и не согласна со всем, что ты делаешь, девонька, но ты верна клятве травниц. Так что незачем извиняться. – Она повела головой в сторону Смитта и мальчугана. – Даже если бы и сказала, Смитт ни за что не поверил бы. С детьми забавно! Люди видят в них то, что им хочется видеть.

Рожер улыбнулся, увидев во дворе цитадели Тамоса карету Аманвах. Густо помеченный и укрепленный хора, экипаж принцессы был надежен, как всякое здание в Лощине.

Карету выкрасили в тон запряженным в нее четырем великолепным белым кобылам с золотыми постромками. Белая и золотая краски были в ходу у строгих красийских мастеров, но на севере, где обычный жонглерский фургон смахивал на радужную кляксу, а у каждого грошового вестника имелись свои цвета, абсолютно белый экипаж казался роскошнее, чем даже королевская карета Тамоса.

Внутри был рай для жонглера – разноцветные шелка и бархат чуть не на каждой поверхности. Рожер называл карету шутовской, такой и любил.

На козлах сидел Колив, дозорный-кревах, которого Джардир отрядил сопроводить Лишу в Лощину. Это был хладнокровный и умелый убийца, подобно всем шарумам, взиравший на Рожера как на жука и ждавший приказа его раздавить.

Но в новолуние они совместно пролили кровь, и это, похоже, все изменило. Они не сдружились – дозорный придал новую глубину слову «неразговорчивый», но Рожер теперь удостаивался кивка при встрече с воином, и в этом была вся разница.

– Они внутри? – спросил Рожер.

Дозорный мотнул головой:

– Шарусак на Кладбище Подземников.

Он произнес это ровно, но Рожер уловил напряжение. После гибели телохранителя Аманвах Энкидо эту должность занял Колив. Он выпускал Аманвах из виду исключительно по приказу, и Рожер сомневался, что дозорный когда-нибудь спит или справляет нужду.

«Может быть, у него в шароварах овечий пузырь». Рожер сохранил бесстрастную личину жонглера, не выдавая веселья.

– Идем их проведаем.