— Ну, ты там как? — настороженно звучит голос друга. — Судя по тону, настроение далеко не праздничное.
— Все в норме, Степ.
— Мне угадать, где ты сейчас?
— Даже гадать не надо. В офисе, — отвечаю за него. И так понятно, что он меня знает, как облупленного.
— То есть с Илоной все? Точка?
— Да, Степыч. Это окончательное решение, пересмотру не подлежит.
— Лады. Знаешь, что ни делается, все к лучшему. Будет еще и на твоей улице праздник семейной жизни, — смеется друг.
— Да даже если и не будет. Помру в одиночестве, не окольцованным — не велика потеря, — смеюсь в ответ.
— Так, ладно. Отставить самобичевание. Я так понимаю, ты собираешься встречать новый год в обществе бумаг в своем офисе? Так не пойдет. Давай, сгребай свою унылую задницу и приезжай к нам с Юлей.
— Нет, Степ. Спасибо за приглашение. Но откажусь.
— Не дури.
— Степыч, еще раз спасибо, но нет, — нам только «семейного ужина» сейчас не хватало. — Извини. Да и офисная бумага не такой уж и плохой компаньон, — пытаюсь свести все к шутке.
— Ладно, — озадаченно тянет друг. — Тогда первого приезжай. Или второго. В общем, Титов, мы тебя ждем. Уж в нашем доме ты всегда желанный гость.
Сильно сомневаюсь. И нет, не потому, что Данилов врет. Дело в его дочери. Юлька точно не рада будет меня видеть, после того, как я отправил ее домой, окончательно поставив точку в тот поганый вечер.
Три дня я запрещал себе думать о произошедшем. Степыч же сейчас все разбередил. Закрываю глаза, а вижу Юлю. На коленях передо мной. Ее губы, ее глаза, ее убийственно покорную невинность. Твою мать!
— Я знаю, — запоздало кидаю в трубку. — И благодарен тебе за это. Хорошо вам отметить, — отгоняя видение, в последний момент торможу себя от фразы «Юле привет» и просто прощаюсь с другом, сбрасывая вызов.
В тот вечер мне будто на глаза повязали платок, лишив зрения и раскрутив. Навешали хорошего пинка, отправив, как слепого котенка, искать путь, что мне уготован. Да вот только я заблудился окончательно. Потерялся в трех соснах и не знаю, что с этим дальше делать. Хоть убейте — все.
Тупик…
Снова трезвонит телефон. Отвечаю, не посмотрев на имя звонящего:
— Сказал же, нет смысла уговаривать, — рычу в трубку, думая, что на том проводе Степа.
— На что же тебя уговаривают, что ты так яростно отказываешься, сынок?
Встрепенулся. Отнял телефон от уха, бросая взгляд на экран. Блть!
— Привет, мам.
— Здравствуй, Богдан, — буднично звучит голос родной женщины.
— Как ты? Как здоровье?
— Все нормально. Все, как всегда.
— М-м. Погода как? — спрашиваю, хотя уже ни хрена не понимаю, о чем с ней говорить.
Я люблю свою мать. Той любовью, которую они с отцом своим весьма холодным браком мне привили. Просто каждый ее звонок — локальный ледниковый период. Мама редко звонит и обычно начинаются наши разговоры с сухих и скупых обменов стандартными вопросами о природе-погоде. Заканчиваются же более красноречивыми постановками матери меня перед фактом о принятом решении. Был бы повод. Поэтому жду, в какую сторону «выстрелит» в этот раз.
— Да какая у нас может быть погода? Вполне себе плюс. На росписи, извини, присутствовать не смогу. Мне не на кого оставить Уильяма, — говорит мама.
Вот, собственно, и ответ. Уильям — это ее кот. Зацелованная в жопу наглая рыжая морда. Но это образно, конечно. Хотя морда у него реально наглющая. А задница с пушистым хвостом такая здоровая, что чудо, что этот увалень все еще умудряется дотащить свою многокилограммовую тушку до мисок. Людей он, кстати, на дух не переносит. Шипит и огрызается. Злыдень редкостный. Очевидно, именно поэтому ни одна из маминых подруг не решилась взвалить на себе эту ответственную миссию. Забавно.
— Чего молчишь, Богдан?
— Задумался. Я помню, ты говорила, что он плохо переносит перелет.
— Совершенно верно. Для него это большой стресс.
Иногда мне кажется, что к коту она испытывает больше теплых чувств, чем ко мне. Но соперничать с животным не собираюсь. Флаг ему в ж… в лапы. А вообще интересно, меня бы закусило, если бы свадьба все еще намечалась? То, что усатого жирдяя мать поставила выше меня?
— Я тебя понял.
— Надеюсь, ты не в обиде?
— Что ты, — закатываю глаза. — Разумеется нет, какие обиды, — про разорванную помолвку сообщить матери я не успел, да пока и смысла не вижу. — Это все или ты хотела еще что-то мне сказать?
— Хотела. Хотела сказать, что рада твоему взвешенному решению.
— Это какому, напомни?
— Не прикидывайся дураком, сынок. Я про женитьбу с Илоночкой.
Илоночка…
Ухмыляюсь.
Забавный факт — мать ее просто обожает. Жирдяй Уильям нет.
— У тебя уже серьезный возраст, чтобы ходить в холостяках, — заводит мама любимую тему. — Семья — это тыл, в котором ты должен быть уверен. А Илона — весьма надежный партнер.
— Партнер? Я ей не совместный бизнес предложил открыть, а руку и сердце, — «заедает» меня.
— Не передергивай, Богдан! Ты прекрасно понял, что я имела в виду. Что правильная женщина привносит в жизнь мужчины стабильность. Вы будете надежной опорой друг для друга. Вы оба уже вполне созрели для этого брака. Чай не дети.