Трогать запрещено

Господи, ну, в пятьдесят мужчина прямо не мужчина, а букет проблем! Судя по словам Титова. Тогда почему же в нашем мире так много счастливых браков, где люди рука об руку доживают до глубокой старости?

— А еще через десять? Сорок и шестьдесят? — улыбается Богдан, явно войдя во вкус со своими подсчетами. — Ну и какая уже тогда любовь?

— Крепкая и проверенная годами! — парирую, не задумываясь, отзеркалив его позу. — Мне плевать на разницу в возрасте. Это все мелочи, если людям рядом хорошо. Какая разница: двадцать или сорок?! Да и почему мы сразу говорим о том, что будет «тогда»? Мы здесь и сейчас и глупо отказываться от чувств, потому что «потом, возможно», они пройдут! Сколько браков бы тогда в этом мире не случилось?!

— Наивная ты еще, котенок. Некогда мне размениваться на чувства. В моей жизни одна работа, — упрямо гнет свою линию мужчина. — Я не умею гулять. Я не умею ухаживать. Я не умею быть милым и романтичным. У меня сложный характер. И полное отсутствие времени на вещи, которые сейчас тебе кажутся неважными. Но через какое-то время ты начнешь ненавидеть меня за опоздания к ужину, за неотвеченные вызовы и еще кучу таких бытовых мелочей, которые Илона терпит годами. Я старый, Юль. У меня вагон забот и проблем. Зачем я тебе такой нужен?

— А я тебе?

— Что?

— Ты все время говоришь «зачем я тебе нужен», а я тебе… нужна? — спрашиваю, голос немного дрожит. — Потому что если «нет», то дальнейший разговор в принципе теряет всякий смысл, — плотнее кутаюсь в халат, замирая напротив Богдана в ожидании ответа.

Пульс учащается. Титов сбит с толку. Молчит. Долго. В конце концов отставив пустой бокал, поднимается и отходит к окну, заявляя:

— Не важно, что нужно мне, Юля. Мы сейчас говорим о тебе.

— Как это так?! — подскакиваю на ноги, топая за ним следом. За спиной у мужчины торможу, упрямо давя интонациями:

— Ну же, скажи правду! Ты же знаешь, что я сильная, Богдан! — едва ли не впервые обращаюсь к мужчине по имени. — Я приму любой ответ, только честный! Я тебе нужна? — ныряю под руку Титова, которой он оперся на оконную раму, и вскидываю взгляд. — Вот такая я: эмоциональная, пусть глупая, пусть маленькая для тебя и неопытная совсем, наивная. Но нужна? Почему ты думаешь обо мне, а о себе?!

— Юль, — вздыхает мужчина, обхватывая ладонями мои щеки. — Весь этот разговор — это уже в корне неправильно.

— Да или нет, Титов?! — цепляюсь ладонями в его запястья, впиваясь ноготками в кожу. — Это же такой простой вопрос. Да или нет.

— Если бы ты последнюю неделю не творила херню и не признавалась мне в любви, то я бы пережил и справился со своим «хочу». Такой ответ тебя устроит? — рычит сквозь стиснутые зубы. У меня сердечко бросается в счастливый галоп.

— Это… это «да»?

— Это «да».

Я надуваю щеки, выпуская воздух, к глазам подступают слезы. Нужна. Я ему нужна! По губам расплывается улыбка, а по щекам румянец. Но…

— Но не все в жизни получается так, как мы того хотим, — осаждает мою радость Богдан. — Ничего у нас не будет, котенок. Ни сегодня, ни завтра, никогда. У меня есть принципы. У тебя еще вся жизнь впереди, чтобы искать себя, влюбляться и экспериментировать. Только, умоляю, не таким образом, каким это вышло сегодня! Тебе это не надо!

— Глупости! Я уже влюбилась, и что мне мешает искать себя и экспериментировать рядом с тобой? — выпаливаю в отчаянии. — Ну, нужна же… — напоминаю, вполне осознавая, как отчаянно это звучит.

— Я со своим «хочу» справлюсь, — шепчет Титов, прижимаясь губами к моему лбу. — Не имею я права испортить тебе жизнь, Юлька. Однажды, поверь, ты скажешь мне за это «спасибо».

— Это глупо… — шепчу сдавленно, поджимая губы, — очень-очень глупо! — чувствую, как к горлу подкатывает ком. Еще немного и разревусь. На этот раз по-настоящему, навзрыд.

Ничего не может быть больнее, чем узнать, что чувства взаимны, но выхода все равно нет.

Я шмыгаю носом, зажмурившись. Мы так и стоим у окна. Не знаю, сколько времени стоим, пока в дверь не раздается тихий стук.

Я вздрагиваю и вскидываю взгляд на Богдана. Он ни капли не удивлен.

— Кто это? Ты знаешь?

— Подруга твоя. Я попросил Костю, он ее нашел и сюда с твоими вещами отправил. Она увезет тебя домой, Юля. Я за руль сесть не могу, выпил. На такси поздно.

— Ты… ты сейчас серьезно? — отступаю в неверии хлопая глазами.

— Отец ничего не знает и не узнает, — будто не замечая моего замешательства, как ни в чем не бывало продолжает Титов. — Что соврать ему по поводу позднего возвращения домой, думаю, сообразишь сама.

— А как же…

— О том, что сегодня произошло, мы с тобой забудем.

Забудем? Просто возьмем и забудем?

Не знаю, что ударило меня острее: тон Титова, который потерял всю теплоту, обжигая своим холодом, или его же взгляд, который явно не хотел меня отпускать.

Что за дурость?! Что за жертвенность?! Что за идиотский принцип?! Я не понимаю! И, наверное, никогда не пойму.

Брыкаюсь и, скинув руки Богдана со своих плеч, иду открывать, потому что Ника стучится уже третий раз и значительно громче. Руку на ручку двери кладу и только тогда, обернувшись, бросаю торопливо, как на духу: