Трогать запрещено

На головке выступает прозрачная капля. Облизываю губы. Касаюсь ее языком, слизывая. Мужчина снова дергается, шумно выдыхая. Обвожу головку языком и вбираю ее в рот. Пробую на вкус, посасываю. Меня окутывает ощущение правильности происходящего. Сомнения и страхи уходят куда-то на задний план. Сейчас только он.

Провожу языком по всей длине члена. Снова к головке и как можно глубже принимаю его. От того, что делаю, внутри все скручивает от желания. Горит. Хочется отделаться от этого жуткого чувства пустоты.

В мысли врывается стон. Его. Мой мужчина не может сдержать эмоций. Касается моих волос пальцами. Наматывает хвост на кулак, чуть стянув их. Подается бедрами вперед. Перехватывает дыхание от его напора. Его стон, вперемешку с дыханием сводит с ума.

Он двигается бедрами, удерживая мою голову, подстраиваюсь под его движения. Подняв взгляд, вижу все его эмоции. Ему нравится. А меня разрывает на части от чувств.

— Юля-я-я, — срывается мое имя с его губ. Он закрывает глаза, отпускает мои волосы. — Я все, девочка, — произносит почти тихо, а я сильнее обхватываю губами его член и тогда ощущаю, как он выплескивается в мой рот с протяжным стоном. Его тело словно высокие разряды тока прошивают. Мышцы живота сокращаются.

Когда понимаю, что это все, отстраняюсь, чуть отползаю. Мужчина, словно потеряв опору, сползает по стенке вниз. Его глаза по-прежнему закрыты. На нас все еще льется вода. Я понимаю, что замерзла. Озноб прокатывается по телу. Повернувшись, перекрываю вентели. Обернувшись, застываю. Он смотрит на меня. Я облизываю губы. Мне понравилось. Он вкусный.

Чуть склоняет голову в сторону, разглядывает меня пытливо. Я не знаю, что делать. Как себя вести. Что говорить? У меня все это впервые.

— И что же нам теперь со всем этим делать? — его голос хрипит. А у меня мурашки маршируют по телу. Волоски дыбом. И нет, сейчас совершенно не от холода.

Глава 20

Юля

Я долго стою под теплыми струями, пытаясь согреться. Зажмурившись, подставив лицо под «водопад», обнимаю себя за плечи. В голове пустота. Просто пу-сто-та. Оказывается, и так бывает? Мыслей нет. Страхов нет. Переживаний тоже нет. Смущение разве что накатывает временами, когда я по глупости снова вспоминаю, как делала первый в своей жизни неумелый минет. Губы невольно облизываю.

Неловко вышло потом. А как «ловко», я не знаю и не умею. Что люди говорят сразу после того, как им было «хорошо»? Да и та ли у нас ситуация? Судя по всему, нет, потому что даже опытный Титов растерялся. Долго смотрел на меня, видимо, в ожидании ответа на свой вопрос? Вот только я понятия не имею, что нам с «этим» делать.

Богдан вышел из душа первый, бросив тихо:

— Грейся, Юль. Я закажу нам ужин.

Вот и стою. Греюсь. Тут же снова замерзая и пьянея от собственной смелости, проявленной второй раз за неделю. Но я не жалею. Ни об одном своем поступке.

Когда, на мой взгляд, проходит достаточно времени, я выключаю воду и выбираюсь из кабинки. На носочках топаю босыми мокрыми ногами к полотенцесушителю, стягивая одно полотенце. Второе забрал Богдан.

Неторопливо вытираюсь, опасливо поглядывая в сторону запотевшего зеркала. Оттуда смотрит на меня ошалевшими глазами совершенно незнакомая мне Юля. Во мне словно что-то поменялось.

Расчесав мокрые волосы, оглядываюсь в поисках одежды. Хоть какой-нибудь. Мое черное боди промокло насквозь. Нахожу отельный махровый халат. Теплый и большой настолько, что я в нем буквально утонула. Потуже прихватываю поясом, надеюсь, не потеряю. А еще, что из-за моего «отъезда» у Вероники не будет проблем.

Ужасно вышло на самом деле. Если бы я только знала, что это закрытое мероприятие — вечеринка Титова, в жизни бы не согласилась! Тем более рискуя нарваться на отца…

Господи, а если бы папа не опоздал? Если бы Богдан меня оттуда не увез? Вот сейчас по-настоящему становится страшно. Стоит только подумать, что отец мог увидеть меня в полуголом и размалеванном виде — в краску бросает.

Тихо, Юля.

Все хорошо, Юля.

Все почти обошлось. Не считая того, как унизительно было, когда Титов на меня орал. Так орал, как я вообще не думала, что он, непрошибаемый, умеет. Разозлился. Его же аж колотило от бешенства. Вещей ужасных наговорил. Жестоких. Но правильных. Наверное. Все могло закончиться гораздо хуже.

Бедовая ты балерина, Данилова…

Набравшись смелости, выхожу из пропаренной душевой в комнату.

— Да, Кость, — слышу голос Богдана. Он с кем-то разговаривает по телефону. Стоит у окна в одних брюках, облокотившись рукой на раму.

Вот это спина…

Сейчас бы подойти, обнять и щекой между лопаток прижаться. Крепко-крепко. Но, пожалуй, одного потрясения для Титова сегодня достаточно. Да и я все свои лимиты смелости исчерпала.

Неловко перекатываясь с пятки на носок не знаю, куда деть свои глаза и уши. Не хорошо подслушивать, но комната в номере всего одна. Не прятаться же мне в ванной?

На цыпочках прохожу к кровати, присаживаясь на край. Мужчина оглядывается.