Троеточие…

– В восемнадцатом. Но в центре, и видно отлично. Световики сидят сверху, а не рядом с директорской ложей. А сцена! Сцена огромнейшая! Декора…

– Да… возраст… Теряешь хватку, – перебила средняя Беззуб и затянулась беломором. – И спектакль этот я видела уже раза два. С разными составами… Короче, как в присказке: «Новые штаны со старыми дырками».

– Ой, завидуй молча, – отодвинулась Ксеня. – Нет чтоб порадоваться за сестру!

– А с собой старшую взять ты не могла? – не выдержала Женька.

– Это кого? Лидку? Та она же графских кровей – в восемнадцатый ряд не пойдет, – парировала Ксеня. – Ладно, не сердись. Надо было перед нужными людьми в фойе и зале засветиться. Ты ж понимаешь, одна кручусь – надо, чтобы видели, что я еще в обойме и хватку не потеряла. Ты ж не забывай – мне уже шестьдесят четыре, зазеваешься, и выпрут. Я на ближайшую премьеру нам два билета раздобуду.

Ксеня об обещании забудет. Женька попадет в театр только в декабре с Людой и Юлей. На премьеру. Правда, «Приключений Буратино», зато с самим Михаилом Водяным в роли Карабаса-Барабаса.

Здравствуй, Дедушка Мороз

Подготовка к новому, 1982-му шла полным ходом. Праздничное возбуждение вместе с ароматами томящихся бульонов, ванилина, селедки, апельсиновой цедры, чеснока и сдобы носилось по двору вместе с хозяйками, у которых под ногами бестолково путались мужья и дети.

– Толик, пойдем.

– Я не буду это одевать.

– Надевать.

– Все равно не буду.

– Знаешь что, Верба? У меня муж – токарь шестого разряда, не считая кандидатской, а я эту ерунду сама два дня сколачивала. Надевай давай!

Толик обреченно вздохнул. В тамбуре между двумя высоченными деревянными дверями устроили полки и ящик для картошки. Один человек в проходе еще помещался, но два и гора тряпок, которые Люда держала в руках, – точно нет.

– Может, выйдем?

– Да там мороз! Простудишься!

– Я сам Мороз, – Толик уже напялил красную шапку с торчащей из-под нее паклей. – А эти табуретки зачем?

– Это не табуретки, – Людка держала в руках подобие японских сандалий гэта – две дощечки с резинкой от трусов, которая должны была удерживать ступню. Резинка была гвоздями приколочена к двум опорным досточкам. – Это чтоб ты выше был. Чтобы Юля не догадалась. И вот еще.

Она просунула под шапку и завязала на затылке прицепной целлулоидный розовый нос со щеками. Толик попытался потрогать ее за попу.

– Та не отвлекай меня сейчас! А то услышат! Вон бери на картошке мешок с подарками. Толик! Сапоги!

– Какие сапоги?

– Я пошила. Прям с этими табуретками туда лезь.

Толик в рукавицах сварщика, в Нилином красном вельветовом халате наизнанку с прицепным ватным воротником, в шапке, румяной полумаске со щелочками для глаз, бороде из той же пакли и на импровизированных каблуках был неузнаваем. Людка вытолкнула его за дверь.

– Позвонишь через две минуты. Ой! Стой! Открывай рот! – Она полезла в карман халата и сунула Тосе в рот пару грецких орехов.

– Васем? – поинтересовался он, душась от смеха.

– Что зачем? Чтобы говорил непонятно. Или ты думаешь, тебя по голосу никто не узнает?

Юля и Леся визжали от ужаса и восторга, когда после страшного долгого звонка в дверь ввалился и поковылял к елке огромный, толстый Дед Мороз.

– Дэфстуйте, – просипел он.

– У дедушки болят зубки? – сочувственно поинтересовалась Люда. – Ну зачем ты, дедушка, сосульки грыз? и не стыдно тебе? Где ж тебе ночью стоматолога найти?

Дед Мороз хрюкнул и упал лицом Людке в плечо.

– Конечно стыдно! А тебя все дети ждут! Ладно, я буду переводить.

Юлька оглянулась – все в сборе кроме…

– А где папа? Папа! Папа! Может, в туалете?

– Так он пошел за постным маслом. Я попросила, – отозвалась Нила. – У меня закончилось.

– И за черным хлебом, – добавила Люда.

Зачем нужен черный хлеб, когда есть белый, было непонятно, но взрослые на все праздники обязательно делали черно-белую плетеную хлебницу. Хлебом обносили всех, а потом убирали на швейную машину, поэтому дети набирали сразу целую стопку.

– Бедный папа! А ты… Вы ему подарок принес?

Дед Мороз переглянулся с Людой. Та кивнула.

– Угу.

Дед Мороз был необыкновенно щедрым – и огромная взрослая акварельная бумага, и настоящая беличья кисточка, как у художников, и гуашь на 24 цвета, и красивейшие новые голубые варежки, и даже импортный шоколадный шар в цветной фольге! И это только Юле. А Лесе он принес настоящий матросский брючный костюм и почти всамделишные наручные часы, в которых можно было крутить стрелки. Со взрослыми все обстояло куда скромнее – баб Жене новые тапочки, деду Паве шарфик, который Женя обозвала смешным словом «кашне», маме и Ниле колготки, а папа ничего не потерял, что ушел в ночное за хлебом: носки и пена для бритья – так себе подарок.

В волшебную новогоднюю ночь строгий отец Тося разрешал не спать хоть до утра. Но Леся уснула сразу после ухода Деда Мороза, а Юля героически дотерпела до полуночи, чтобы вместе со всеми громко считать удары курантов в черно-белом телевизоре, а потом кричать:

– С Новым годом! С новым счастьем!