Трое в подземелье

– Здесь настоящий пантеон! – громко сказала Ульяна, и эхо разнесло её восклицание по всему коридору. – Писатели, учёные, политики… О безвестных уже и не говорю. По приблизительным подсчётам, в парижских подземельях покоятся шесть миллионов человек!

– И они все будут тут прогуливаться? – Люсьен поднял над головой наполовину сгоревший факел. – Эдак мы никогда до клада не доберёмся.

– Дался тебе этот клад, – выцедил сквозь зубы Вилли. – Поверь моему слову: ничего мы не найдём.

– А я говорю – найдём! Вон какие бракозябры это подземелье охраняют: и ящеры, и призраки, и Шубины разные… А во времени и пространстве что, мы зря переместились? Ставлю свою бандану против твоего калькулятора, ждут нас в конце сокровища тамплиеров!

– Почему именно тамплиеров?

– Не знаю. В кино обычно тамплиерские сокровища показывают.

– Ну и долго нам ещё за ними шлындать? Я триста километров не пройду, ноги отвалятся. Время, между прочим, одиннадцать утра. Наши уже и милицию, и ФСБ, и МЧС на уши поставили.

– По карте мы у цели… Ульян, глянь!

Ульяна, у которой обе руки были свободны, развернула обожжённую и порядком уже истрёпанную карту.

– Последний пункт… Этот коридор должен привести нас к Бездонной яме, рядом с которой и находится то, что мы ищем.

– Кстати, – поднял палец Вилли, – а что мы ищем?

– Сокровища! – выпалил Люсьен. – Что же ещё?

– Кто тебе сказал, что это сокровища? Ни на карте, ни в пояснениях к ней ничего на этот счёт не говорится.

Люсьен остолбенел и смотрел на брата непонимающе. Весь вид его говорил: ты что, лопух? Что ещё можно найти в подземелье, охраняемом химерами и монстрами, если не сокровища? Столбняк, впрочем, быстро прошёл: слова Ульяны о том, что цель близка, вселили в Люсьена новые силы, или, как говорят спортсмены, открыли в нём второе дыхание.

– Вперёд, к Бездонной яме! – воскликнул он, воздев факел, как победный стяг.

Но им опять не дали сдвинуться с места. Ещё две фигуры вывалились из тьмы в жёлтый прибой факельного света. Один с коротким мясистым носом и тонкими губами, другой с личиком маленьким и как будто зажатым между высоким лбом и широким округлым подбородком. Они разговаривали бурно, со злостью, одаривая друг друга ругательствами и тычками.

– Этих чуваков я знаю! – вскричал Люсьен. – Их физии у нас в учебнике истории есть.

Одного зовут как Сафина, а второго – Роб… Робсон, кажется. Или Роберт, не помню точно.

– Марат и Робеспьер, – подсказала Ульяна, тоже узнавшая пламенных деятелей Великой французской революции. – Когда-то они были союзниками, но потом Марата зарезала ножом киллерша Шарлотта Корде, а Робеспьер казнил всех своих противников и стал единоличным лидером Франции. Правда, править ему довелось недолго – нашлись новые противники, которые отдали его под суд и отрубили голову, как Лавуазье… Что они сейчас-то не поделили?

Жертвы революции приблизились, и Ульяна поймала их перебранку на середине фразы. Говорил Марат:

– Вы болван, мсье Робеспьер! Ваши действия были бездарны… просто чудовищно бездарны! В ваших руках была абсолютная власть, а вы не сумели ею распорядиться. Лучше бы вы никуда не уезжали из провинции, занимались бы адвокатурой и пописывали свои пошлые стишки, которые так нравились недалёким дамочкам в Аррасе… Будь я жив, я бы выступил на суде против вас в качестве обвинителя и первым предложил отправить вас на эшафот!

– До суда надо мной вы бы не дожили! – защищался Робеспьер, морща свою лисью мордашку. – Вас казнили бы гораздо раньше. Не посмотрели бы на то, что вы доктор медицины и что сам Франклин присутствовал при ваших физических опытах. Республика не нуждалась в учёных, а политические ориентиры менялись каждый день… Я хотел очистить страну от скверны, дать народу Франции подлинную свободу, но народ оказался слишком глуп, чтобы оценить мои старания по достоинству. Неблагодарные! Я всего лишь наводил порядок, а меня обвинили в развязывании террора. Скажите мне по чести, какая революция обходится без террора?

– Террор террору рознь. Надо было вести себя осмотрительно и думать, прежде чем делать, а вы действовали не как политик, а как разбойник и всё профукали!..

Бывшие сподвижники, не прекращая браниться, ушли в недра катакомб. У Ульяны осталось после них чувство гадливости, смешанное с чувством сожаления.

– Странные люди… Чего им недоставало? Робеспьер был неважным поэтом, но отличным юристом, сделал себе адвокатскую карьеру. А Марат мог стать таким же знаменитым учёным, как Лавуазье.

– Маловероятно, – сказал Вилли. – Достижения у него так себе.

– Получилось, что оба они не добились счастья ни для себя, ни для других и бродят здесь неприкаянно и грызутся между собой…

– Пускай себе грызутся! – Люсьен широко зашагал по коридору. – Задолбали они меня.

Сколько б их там ещё ни повылазило, этих призраков, я больше не остановлюсь!