Трое из Кайнар-булака

— Надеюсь, вы его не вылили из фляги? — спросил Пулат, придя в ужас от сообщения. «Вот тебе и показал, как работает трактор, — подумал он, — без керосина он и двух шагов не сделает! О, аллах, что теперь будет?!» — Обратился к тога: — А нельзя ли собрать обратно керосин? Ведь его для трактора прислали!

— Разве? — удивился тога и, поняв состояние Пулата, опустил голову: — Прости меня, старого осла! Если б я знал. А то ведь сам раструбил по всему кишлаку! Себе мы оставили целое ведро. Идти по дворам и требовать то, что сам раздавал, Пулатджан… Стыдно мне! Не смогу! Ах, какой я осел!

— Масло-то цело? — спросил Пулат, решив, что с керосином теперь уже ничего не поделаешь, что с возу упало, то пропало.

— Цело, Пулатджан, цело, — радостно ответил тога, — даже то, что отливал в чашку, вылил обратно. Фляга стоит в сарае, закрытая на защелку!

— Седлайте коня, тога, — произнес Пулат, — мне нужно срочно добраться до Шерабада. К другу.

— Ночью? — испуганно произнесла Мехри. — Не пущу! Не дай бог, какой бандит встретится на дороге…

— Надо, женушка, — ласково сказал Пулат. — Ведь ты же не пожелаешь мне позора перед всем кишлаком, верно?

— Нет, ака, и все же…

— Не волнуйся, если уж мне суждено умереть от пули бандита, то я ни за что не утону в реке. Аллах милостив!

— Езжай, Пулатджан, — твердо сказал тога, — а мы все будем молить аллаха, чтобы он сберег тебя!..

Вернулся Пулат только на следующий день вечером. На четырех верблюдах он привез керосин — шестнадцать фляг. Перелив горючее в бочки, он поужинал вместе с погонщиком и, поблагодарив его за помощь, проводил за околицу….

Мухтар-тога был расстроен случившимся, и Пулат заметил это, едва слез с коня. Тот подбежал к нему с проворностью мальчика, взял животное под уздцы и повел в конюшню, задал ячменя. Когда же Пулат решил помочь погонщику разгрузить верблюдов, тога отослал его на чорпаю, мол, отдохни с дороги, и сам занялся этим делом, не сел за дастархан, пока содержимое фляг не было вылито в бочки, а пустая посуда снова не водружена на свои места. А как он потчевал погонщика? Будто тот не просто рабочий агроучастка, а по меньшей мере визирь эмира бухарского. Когда за ужином Пулат обращался к тога с каким-либо вопросом, то он отвечал сбивчиво и тихо, будто провинившийся ребенок. «Видно, боится, что о его оплошности догадается гость», — решил Пулат и оставил его в покое, хотя хотелось расспросить о многом. Но и после того, как погонщик уехал, тога не изменился.

— Хоп, тога, — сказал Пулат бодрым тоном, — не казните себя так жестоко, ведь без худа добра не бывает, верно? Зато теперь вы, как говорится, мулла в этом деле!

— Так-то оно так, — кивнул тога, — но ведь здесь, — он положил руку на левую сторону груди, — покоя нет, джиян!

— Лучше расскажите, как кишлак пережил нынешний день, — попросил Пулат.

— Ни мне говорить, ни тебе слушать, — усмехнулся тога. — Еще пели последние петухи, а народ повалил, оказывается, на твое поле. Я-то откуда узнал об этом, заснул перед самым утром, ну и хола твоя решила не будить меня. Уже солнце взошло, а народ ждет, когда же ты наконец появишься там с трактором. Ждет, ждет, никого и ничего нет! Вернулись все в кишлак и прямо к тебе домой. Тут и я проснулся от их шума. Вышел к ним, поздоровался. «Где же, — спрашивают, — Пулат-палван, ведь он сам утром пригласил всех в поле?!» «Уехал, — отвечаю, — ночью в Шерабад по срочному делу, должен скоро вернуться». «Наверно, хвосты от своих волов забыл прихватить?» — произнес Маджид-бобо. Все, конечно, покатились со смеху. А меня это так взбесило, что сам не помню как сдержался от крепкого словечка. Вчерашние слова Мехри рождали в голове мысли одну страшнее другой. «Время позднее, — думаю, — смутное еще. Не дай бог и в самом деле какой-нибудь недобитый басмач пристрелит, какими глазами придется мне на жену твою и внуков смотреть? Выйдет, что это я по глупости своей осиротил их!.. А еще… Думаю, схватили тебя бандиты и глумятся над тобой, ведь они это умеют делать, будь они прокляты! И опять себя виноватым чувствую. Столько боли на тебя наслал, мыслю, по своей дурости!..» Словом, то, что я пережил сегодня ночью, самому заклятому врагу не пожелаю! Да-а, все это вмиг снова пролетело в моей голове после слов старика, и… пришлось признаться людям, что щедрость моя была неразумной и преступной, потому что я раздал им то, что принадлежало государству. Сказал им, что ты уехал не за хвостами, а за керосином. Успокоились бандыханцы, стали расходиться по домам, а меня попросили, чтобы я, как только ты вернешься, сразу оповестил их. Так что ты отдыхай, Пулатджан, а я пройдусь по кишлаку.

— Не надо, тога, — сказал Пулат, — утром заведем трактор, прицепим плуг и проедем по улицам. Его шум посильнее голоса любого крикливого петуха.

— Хоп, — произнес тога, подумав, и спросил: — Ну, а как сам-то съездил?..