Трое из Кайнар-булака

Дверь в михманхану распахнулась, и в нее втолкнули горбуна. Им оказался невысокий худощавый мужчина лет сорока пяти, обросший щетиной, о большими оттопыренными ушами. Одет он был в ставший серым от грязи латаный ватный халат, а подпоясан обрывком веревки. На ногах чарыки. Он присел у порога, подперев косяк горбом.

— A-а, Хушбакбек, — миролюбиво произнес бай, — добро пожаловать, почтенный, ассалом алейкум!

— Ваалейкум, — выдавил тот из себя, разглядывая хозяина и его гостей из-под насупленных бровей.

— Вот решили вас пригласить в гости, — сказал бай, — а вы… даже не соизволили дать ответ нашему слуге. Что случилось? Зазнались или времени не было? — Тон бая был ироническим. — Что же вы у порога-то сели, милости прошу к дастархану.

— Бедняк не пьет из родника бека, — произнес Хушбак без тени страха в голосе и добавил: — Зачем я вам понадобился?

— Разве Кудрат, мой слуга, не сказал тебе? — Бай перешел на «ты», решив, видно, что тот позволяет себе непростительную дерзость. — Где же он, этот сын ослицы?

Хушбак пожал плечами, оставаясь на своем месте.

— Не был он у тебя?

— Нет.

— Ладно, когда понадобится, я его из-под земли найду и покажу ему, как не выполнять мои повеления! — Это было сказано с угрозой. — А я чего не передумал? Оказывается, просто не передали приглашения, слава аллаху. Ну, что ж, тем лучше. — До этого бай полулежал на курпаче, а теперь сел, скрестив ноги. — Скажите, сколько вы мне должны?

— Я всю жизнь вам должен, — ответил Хушбак, — а сколько, откуда мне знать?!

— Не только ты, а твой дед был должен моему, твой отец — моему отцу, и ты мне тоже. Дети твои должны будут моим детям, а внуки — внукам, так распорядился аллах милосердный. — Бай сверлил глазами сидящего у порога, словно бы хотел заглянуть в него. — И пригласил я тебя, чтобы одним махом покончить с твоими долгами!

— Неудачника и на верблюде пес покусает, — усмехнулся Хушбак, — а каждый бедняк — неудачник. Зачем мне гнаться за тем, чего не догоню?

— Короче, — отрезал бай, — ты должен привести свою дочь Иззат, а я тебе прощаю все твои долги, долги твоих детей и внуков. Ты станешь тестем уважаемого юзбаши, достаток и тепло придут в твой дом. Иди.

— Нет у меня дочери, — ответил Хушбак.

— У тебя семь дочерей, босяк! Если не хочешь, чтобы я сгноил тебя в долговой яме, веди ее сюда. Юзбаши — человек благородный! Калым за невесту получишь сразу! Пять баранов и коня.

— Нет у меня дочери, — повторил тот упрямо. — Ваши люди сами видели.

— Сейчас узнаем. — Бай хлопнул в ладоши и тут же в дверях появился коренастый парень. — Что, Абай, у Хушбака в самом деле нет дома дочери?

— Никого нет, бай-бобо, — ответил тот хриплым голосом, — ни дочерей, ни жены. Мы его самого-то еле нашли, забился в хлев под груду сена.

— Вон оно что-о, — удивился бай. — Значит, этот негодяй куда-то попрятал своих дочерей, и сам… Обыщите весь кишлак, а Иззат-ой найдите!

— Семья в Коштегирмоне, — сказал Хушбак.

— К гяурам послал, собака? — вскипел Лутфулла-бай.

— Тетка у жены заболела, причем здесь гяуры?

— Расспроси соседей, йигит, — приказал бай парню, — правду ли он говорит. И найдите Кудрата, чтоб он живьем в аду горел! А его, — он кивнул на горбуна, — заприте в овчарню, я покажу ему, как шутить со мной!.. Не волнуйтесь, юзбаши, — сказал он Сиддык-баю, когда Хушбака увели, — ночь еще длинна, выпьем!

Но вино не радовало Сиддык-бая. «Боюсь, чтоб эта ночь не оказалась вечной, — думал он, — всюду смута и хаос. Люди перестают уважать слуг эмира. Вот и этот горбун… он, конечно, спрятал дочь, и не без помощи Кудрата… — Мысли его прыгали беспорядочно, как блохи. — Оба проявили неповиновение, а эта вещь все равно что лоза, не обрубишь — до самого Кашгара дорастет. Лутфулла-бай, понятно, растерзает Хушбака. Но этого нельзя допускать, пока под небесами так неспокойно. Да еще и на наших глазах. Как мы потом людей убедим, что боремся за справедливость?..»

— Отпустите его с миром, бай-бобо, — предложил мулла хозяину, словно бы прочитав мысли гостя. — Каратал достойно оценит ваше милосердие.

— Кишлак должен знать своего повелителя! — высокомерно ответил бай.

— То время снова наступит, таксыр, — сказал Сиддык-бай, — но сейчас домла прав, этого допускать нельзя.

Вернулся слуга. Он сообщил, что семья горбатого, оказывается, с вечера была дома, но куда девалась потом, никто не знает. О Кудрате он вообще ничего не мог сказать, как в воду канул человек.

— Хоп, — внял совету гостей бай, — всыпьте этому негодяю десять палок и гоните его вон со двора!..