Трое из Иудеи

«Здесь нашёл свой последний приют знаменитый иудейский герой, освободитель Израиля, борец за свободу своего несломленного народа. Его имя, Самсон и каждый, кто пройдёт мимо, пусть преклонит колено перед прахом сего достойнейшего мужа из всех достойных мужей племени Данова».

– Неплохо бы бронзовую оградку справить, – тихонько проговорил Изя, наметанным глазом осматривая курганчик. – Да и храм вокруг возвести не помешает, а вход, конечно, платный. За прикосновение к надгробью два серебряных шекеля, за лобзание оного восемь…

Хорошая затрещина от хмурого Самуила резко прервала перечисление весьма прибыльных коммерческих планов.

– У-у-у-ух… больно же…

– Мало дал.

– Мало дал, да? Да ты чуть мне шею не свернул.

– Как вам не стыдно?!! – вспылила уже выплакавшая все мыслимые слёзы Руфь. – В таком-то месте?

– Что, неужели СНОВА грызутся?!! – хрипло громыхнул зычный голос и со стороны ближайших скал появился могучий человек с длинной, развевающейся на ветру бородой.

Заходящее солнце слепило, не позволяя разглядеть лицо приближающегося незнакомца.

– Кто ты? – опасливо крикнул Исаак, прячась за спину маленькой Руфи. – Может разбойник? Места тут лихие, безлюдные. Предупреждаю, с нами знаменитый силач, разгибатель подков и сворачиватель челюстей по имени Самуил Кацман.

– Чего? – очумело посмотрел на Изю обалдевший Самуил. – Да у меня сроду не было никакой фамилии!.

– Неважно, скорее разберись с этим проходимцем, по-моему, его заинтересовала Руфь и наши заметно прохудившиеся кошельки.

– Ещё чего! – гордо вздёрнул голову Голем. – После героической гибели хозяина я больше не исполняю чьи-либо приказы. Отныне я сам себе господин и волен делать то, что желаю и никто мне не указ.

– Не, ну вы такое слышали? – всплеснул руками Исаак. – Мама, роди меня скорей обратно.

– Эх вы, не узнали, – рассмеялся Самсон, выйдя прямо из пламени кроваво-красного заката.

– Ох! – выдохнула девушка, падая под ноги герою.

– А-а-а-а… – истошно заголосил Исаак, хватаясь за сердце.

– Живая плоть слаба, не то что глина, – замысловато выдал Самуил, хлопая Самсона по плечу. – Я привёл их как мы и договаривались.

Самсон присмотрелся.

В уголках глаз глиняного слуги снова блестели слёзы.

– Что-то ты стал в последнее время подозрительно сентиментален, а, Самуил?

Самуил не ответил и тогда послюнявив палец, Самсон слегка потёр руку Голема, обнаружив под слоем серой глины розовую человеческую кожу.

– Вот ты и стал человеком, как же это я просмотрел то, а? Ума не приложу!

– И… что это означает?!! – Самуил поражённо рассматривал проклюнувшееся светлое пятнышко чуть ниже локтя.

– Это означает… – усмехнулся герой, – что ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО отныне сам себе голова и мои приказы можешь больше не выполнять.

Поражённый до глубины возникшей из неоткуда души Самуил, так и застыл как вкопанный, пытаясь с большим трудом постичь то невероятное, что с ним, в конце концов, произошло.

Самсон же тем временем внимательно рассматривал временно потерявшего дар членораздельной речи Исаака. Изя лишь усиленно пучил глаза глядя то на свежую могилу, то на живого и абсолютно невредимого компаньона. Пожав плечами, иудейский герой принялся бережно приводить в чувства возлюбленную.

– Ах! – дрогнули длинные ресницы, и девушка медленно открыла глаза, будто две голубые бабочки, расправив крылья, вспорхнули прямо в ясное синее небо. – Ты… жив?

– Как видишь, любимая.

– А как же?

– Сейчас всё объясню! Самуил!

– Да, Самсон?

– Пожалуйста, если тебя не затруднит, встряхни-ка как следует Исаака, чтобы вернуть ему возможность по человечески изъясняться.

Голем мрачно надвинулся на всё ещё пребывающего в шоковом состоянии Изю.

– Нет-нет! – закричал Исаак, сразу приходя в себя. – Не прикасайся ко мне, чудовище.

– Я доброе чудовище, – добродушно улыбнулся Голем. – Вот умоюсь в ближайшей речке, и ты устыдишься жестоких слов своих, презренный мешок с шекелями.

– Эх, если бы мешок! – грустно вздохнул Исаак и, уставившись на Самсона, гневно потребовал. – А ну колись, зачем понадобился весь этот непонятный пуримшпиль? Меня чуть Яхве к себе не призвал, а ты оказывается цел да живёхонек и даже новую густую бороду отрастил взамен старой.

Самсон торжественно указал на могилу:

– Видишь это?

– Ну вижу. Ин дрерт. И что с того?

– Нет больше никакого героя Самсона, а есть обычный человек, совсем не герой, не освободитель и не мятежный борец с оккупантами, а простой израильтянин, мечтающий о маленьком таком обыденном еврейском счастье, – и герой красноречиво приголубил млеющую у него под мышкой Руфь.