Трое из Иудеи

Самсон был бы не Самсоном, без козыря в рукаве. Бережливый, всегда заглядывающий в будущее герой, таки припрятал на чёрный день в складках своей одежды выдернутый из броды заветный волосок и вот ТОТ САМЫЙ день настал.

Надев, посмертно взвизгнувшую кифару сразу на головы шестерых филистимлян, Самсон расправил заранее зажатый в кулаке волос и, разорвав его яростно рявкнул:

– А ну-ка, верните мне мою былую силу!!!

И всё замерло.

Даже Самуил, как лев бившийся у алтаря с палачом, недоуменно обернулся, вопрошающе уставившись на победоносно усмехающегося хозяина.

– Амэхайя! – хлопнул в ладоши Самсон, чувствуя, как прямо на глазах у обезумевших филистимлян отрастает его волшебная кудрявая борода.

Подбородок слегка чесался, но то был зуд не раздражения, то был зуд скорой блистательной победы!

И мстительно улыбнувшись, знаменитый иудейский герой со всей мощи пнул ногой огромный поддерживающий свод храма каменный столб…

* * *

…Мрачный, как дождевая туча Исаак, вместе с заплаканной Руфью издалека наблюдали за тем, как взмыленные горожане медленно разбирают колоссальную груду камней в беспорядке громоздящуюся на том самом месте, где совсем недавно стоял величественный красивый храм богу Посейдону. Горожане трудились без особого энтузиазма, ибо даже дураку было ясно, что никто после подобной катастрофы уцелеть под завалами не мог.

Трагедия, в одночасье свалившаяся на город, обрела воистину чудовищный размах. Под обломками рухнувшего храма погибла вся знать оккупантов, включая полководцев и всю административную верхушку местной филистимлянской власти. Удача изменила филистимлянам и те в спешке покидали проклятый город, от которого отвернулся даже их могущественный покровитель Посейдон. Иудеи же ликовали, тихонько напевая себе под нос победные гимны и славя имя погибшего за общее дело героя.

– А какое таки было прекрасное начало? – горестно вздыхал Исаак. – Какие грандиозные планы, сколько дел ещё только предстояло сделать, скольких лопухов облапошить и дураков обдурить. А сколько шекелей можно было ещё заработать?

– Ты всё о своей проклятой выгоде, – гневно сжимала и разжимала маленькие кулачки Руфь. – Стяжатель несчастный.

– Выгода – это смысл всей моей жизни! – нешуточно обиделся Изя. – Основа моего существования, цель ничтожного бытия…

– А я бранила его и постоянно отказывала… – продолжала горестно стенать Руфь, – а он был такой хороший… такой чуткий и нежный… козочкой меня называл… теперь бы я согласилась на всё… даже на эту его ужасную колючую бороду…

– Поздно посыпать голову пеплом, ибо колесница времени уже давно ушла неведомыми тропами непредсказуемой судьбы, – философски отвечал до невозможности расстроенный кончиной могучего компаньона Исаак. – Но слава Самсона не канет в веках. О его грандиозных деяниях будут помнить не только наши потомки, но и их далёкие предалекие отпрыски.

– Хорошо сказал, ну вот прямо очень хорошо!

Подпрыгнув от неожиданности, Исаак нервно обернулся.

– Ты?!! – Руфь оторопело смотрела на улыбающегося Самуила.

– Да это я, другого такого на всём свете не сыскать.

– Но ведь ты остался там… с ним…

– Как видите, таки нет!

– А что ему сделается?!! – скривился, будто раскусив кислое, Исаак. – Камень камню не помеха, камень камню друг и брат! Так ведь, дубина песочно-серая?

– Скажи спасибо, что сегодня день всеобщего траура, – мрачно проговорил Голем, зловеще сузив глаза. – А то бы ты сполна испил из бездонной чаши моего праведного гнева.

– Ой, вэй?!! – фыркнул Исаак. – Люди, вы только посмотрите, как он научился говорить? Я бы даже выпил за это.

– Ступайте за мной, и я покажу вам, где могила Самсона.

Услышав о могиле, несчастная Руфь разразилась новым потоком слез, и Самуил благоразумно отошёл от страдающей девушки подальше, дабы та не размочила его глину.

* * *

Благополучно вывел Голем невесту и компаньона погибшего иудейского героя из проклятого города, покинув ворота вместе с бесконечным потоком беженцев, везущими на ослах свои немалые пожитки.

У двух зелёных холмов Самуил сошёл с дороги и повёл своих спутников на каменистую равнину, где не было ни души, а лишь гулял себе вдоволь холодный ветер, соревнуясь по завываниям с убивающейся по погибшему жениху Руфью.

Вот впереди показалась узкая давно нехоженая тропинка, ведущая к скалам и там, у подножия серых холодных монолитов…

– О не-е-е-е-т… – хрипло завыла Руфь, увидав горку аккуратно сложенных камней.

– Успокойся, женщина! – обратился к девушке Голем. – Не стоит понапрасну тревожить духов этого святого места.

В изголовье скромной могилки был установлен аккуратно отесанный камень с высеченной надписью: