Трое

— Шел? Чепуха! Бросился тебя встречать. Еще бы! Ведь ты сегодня в моде! Совсем, как куцые пиджачки! А единственно доказанная доселе научная деятельность итальянского доктора — полная синхронизация личных взглядов и отношений с показаниями флюгера!

— Ну и выдумаете же! — смеется Иван. — Неделев встретил меня очень сердечно и, думаю, искренне!

Бенчев испытывающе смотрит на него.

— Не строй из себя идиота, Сигма!

Его ведут в лабораторию.

— Как всегда, мы очень сильны в форме! — Колманов желчен. — Помещение новое, а инвентарь старый!

Старый стол, старые неудобные стеклянные ванночки Колманова, старая установка Бенчева, старый шкаф с реактивами, много старых вещей…

— То же самое! — говорит Иван, вспоминая, с какими надеждами все ждали обновления института.

— Сигма, скажи это директору!

— Мы сохранили твою старую плитку! — Бенчев достает заржавевшую электрическую плитку. — На ней будешь варить свои мыльные растворы. Пока что это единственный твой инвентарь!

— Поберегите ее, может, пригодится! — говорит Иван.

Как всегда после долгой разлуки, разговор имеет осведомительный, отрывочный характер. Казарма, институт, события, частная жизнь, радости и неприятности.

«Два года, а никаких перемен, словно ничего не случилось!»

Различные темы быстро исчерпываются, уступая место единственной, общей для троих и самой больной теме — институт.

Иван интересуется тематическим планом, выполненными работами, результатами.

— Ступай к директору! — отвечает Колманов. — Они целый доклад настрочили! На будущей неделе состоится отчетное собрание!

— В нашем замечательном институте работают замечательные таланты, добившиеся замечательных достижений, отмечающие замечательные вехи на замечательном пути отечественной науки… Бенчев подражает директору, любимое словечко которого «замечательный».

— Значит, все по-прежнему! — говорит Иван. — Ничего нового.

— Умоляю тебя, Сигма, не делай поспешных выводов! — с театральным пафосом произносит Бенчев. — Как ничего нового! Мы удвоили свои обязательства и утроили число титулованных особ! Добрая половина наших сотрудников — кандидаты различных наук! Некоторые усердно пишут докторские диссертации. Будь уверен, скоро на каждой двери расцветут новые надписи! Вот достанется работенка для мастерской эмалированных вывесок!

— Еще у нас, — добавляет Колманов, — новые правила внутреннего распорядка, новая секретарша у директора и еще новая «Волга»…

— Что ж, это только подтверждает практический профиль нашего института! — Бенчев присвистнул. — Шумим, братец, шумим! Увидел бы только, какую диссертацию написал твой друг Митрофанов! Волосы дыбом станут! Сто сорок страниц отмахал, чтобы только и только доказать, что буза[2] — это не масло. Ну, а защита, ведь знаешь — пасхальное богослужение в соборе Александра Невского!

Колманов не выдерживает:

— Почему не поступишь в другое место, Сигма! Тебя всюду возьмут! Например в Академию наук или в какой-нибудь ведомственный институт. К тому же ты ничем не связан! Тебе не предлагали работу?

— На одном военном заводе! Однако…

— Вот и прекрасно! Поступай туда, братец, не задумываясь! Стыдиться, по крайней мере, не будешь!

Колманов просто весь трясется. Он всегда трудно владел собой.

Ученый совет похож на компанию друзей, собравшихся на чашку кофе. Половина его членов приходятся родней директору Хаджикостову. Сам директор руководит научной работой… своей жены. Стоит ли удивляться, что она получила ученую степень кандидата за работу, не представляющую абсолютно никакой ценности. Один из рецензентов, известный всем приспособленец доцент В. написал хвалебную рецензию. И, когда его спросили, зачем он это сделал — он только пожал плечами. Потом оказалось, что за это ему обещали помочь занять какую-то вакантную должность, на которую был объявлен конкурс. Этот факт был даже опубликован в газете, однако руководство института отделалось только «замечанием». Отпускаемые институту средства распределяются между любимчиками директора. К тому же попали на такого зама министра, который из чистосердечной любви к науке, не жалеет средства на нее. Жонглируя громкими фразами и научной терминологией, они выдают себя за будущих гениев. А вот, когда дело дошло до оценки подлинно ценной и серьезной работы Ружицкого, то постарались все провалить. Ему пришлось уйти. Он попросил приобрести необходимый для его работы измерительный прибор, однако ему отказали. Зато, когда директорше понадобился какой-то аппарат, то средства быстро нашлись… Отчеты похожи на фальшивые векселя. Все тонет в хаосе компиляции и псевдонаучности… У Бенчева даже имеется целый перечень всех этих безобразий…

— А как профессор Пеев? — спрашивает Иван о своем прежнем руководителе секции.

— Шуточками отделывается! — отвечает Бенчев.

Колманов рассказывает, рассказывает…

— Таков, Сигма, наш институт!

Молчание.

Неожиданно Иван поднимает голову:

— Зачем ты все это мне говоришь?

Колманов смущен. Неужели и Дойчинов решил «выдвинуться», получить звание…

— Не понимаю тебя, что хочешь этим сказать?

Иван: