Трое

— Хочу сказать, что до сих пор ты терпел такое положение, значит, с тем же успехом, сможешь терпеть и в будущем! И нечего тебе возмущаться!

Колманов вспыхивает:

— А кому пожалуешься! Попробуй, пожалуйся! Все двери забаррикадированы! Связи! Связи! Шеф участвует в разных комиссиях и комитетах, произносит речи по радио, ходит в гости к большим людям, у него много приятелей, у него есть…

— Зайчишки в институте! — перебивает его Иван. — Если все это верно, о чем ты, Колманов, говоришь, то все вы зайчишки, и только!

— Что ж, — озлобляется Колманов. — У нас нет ордена «За храбрость!»

— Слушай, Колманов, я только одно не могу понять! Зачем ты все это рассказываешь мне? Продемонстрировать общественный подход к вопросу? Что ты непричастен ко всему этому? А, может, просто хочешь войти ко мне в доверие, вдоволь наболтаться, так как знаешь, что я никому об этом не скажу? Скажи мне, чего ты хочешь? Чего! Не понимаю!

Колманов подходит к окну. Он-то все хорошо понимает.

— Слушай, — продолжает Иван. — Мне кажется, что в нашем законодательстве имеется серьезный изъян! Также, как оно предусматривает наказания для вершителей безобразий, следовало бы предусмотреть вдвойне более строгие наказания для тех, кто их терпит!

— А вот, мы посмотрим, Сигма! — вмешивается Бенчев. — Посмотрим, как ты будешь протестовать! Мало ты знаешь нашего шефа — в два счета тебя раздавит. Жизни тебе не будет! Ведь у нас, дорогой мой, уже так принято — профессор, доктор, инженер Хаджикостов является выдающимся ученым, выполняющим какую-то важную, никому не ведомую специальную работу и все тут! Это вроде на веки вечные приклеенной этикетки! А ты кто такой? Кто тебе дал право оценивать работу такого выдающегося ученого?

— Много лет назад у него были интересные исследования! Он добился положительных результатов в области хлоралькального электролиза! — говорит Иван.

— Лучше бы их не было этих результатов. В этом-то и вся причина. Работа в институте идет плохо, а его директору никто слова не может сказать. Вспоминают о его достижениях, как ты, например, сейчас вспомнил. А то, что он сейчас ничего собой не представляет и ничего не делает, это никого не интересует! Такой подход к людям у нас уже стал общественной практикой!

— А партбюро? Ведь Василев, секретарь, он должен бы видеть?

— Василев принадлежит к тому типу секретарей, которые больше всего нужны Хаджикостову. Тихий, скромный человечек, занимается своим делом и по любому общественному вопросу идет на поводу у шефа. И он как ты: думает, что Хаджикостов большой ученый, неоспоримый авторитет, и поэтому его защищает. Петров болен и держится в стороне. Ну а Митрофанова ты знаешь лучше нас. Остальные ждут, что скажут в верхах. Методы Хаджикостова хорошо тебе известны. В газетах публикуются интервью, всюду говорят о достижениях, которые пока еще в будущем. Создается впечатление, будто мы усиленно работаем, будто наша работа ужасно трудная, непостижима для простосмертных и, если пока еще нет каких-либо результатов, то это не беда — важно, что люди работают…

— Если тебя интересуют подробности, приходи на собрание, на будущей неделе, послушаешь отчет…

— Сочинение Неделева на свободную тему! — вставляет Колманов.

— И ваши аплодисменты! — холодно добавляет Иван.

Оба морщатся. Их задели за живое.

— Слушайте, — говорит Иван, — мне не хотелось бы вас обидеть, пусть лучше мы останемся друзьями! Но вот, не успели мы встретиться, как сразу же разошлись! Извини меня, Колман! — Иван подает ему руку.

— Сигма! — восклицает Колман. — Ты не похож на себя! С тобой что-то сделали в казарме! Уж не командиром ли ты стал? Или пуля задела и твои мозги?

В Колманове хорошо то, что он быстро отходит.

— Только одно хотелось бы мне знать, — спрашивает Иван. — Все, что вы мне сказали — правда?

— Все! Даже мало мы тебе сказали! Спроси других!

Робкий стук в дверь. Заглядывает красивая женская головка.

— Что вам угодно? — сухо спрашивает Колманов.

— Товарищ директор… — с тихой торжественностью в голосе произносит она.

— …Профессор, доктор, инженер Хаджикостов! — добавляет Бенчев.

— …приглашает… — продолжает секретарша директора.

— …товарища… — говорит вместо нее Бенчев.

— Дойчинова! — заканчивает совсем смутившаяся секретарша.

— Ну, Сигма, поправь орден и иди! — разводит руки Колманов. — Скажи ему, что не имеешь ничего против, чтобы он подарил твою плитку своей супруге, а взамен дал бы тебе обещанный аппарат для определения поверхностного напряжения.

Секретарша исчезает в коридоре. Иван следует за нею. Со стен на него смотрят лики великих ученых: Менделеев, Ньютон, Эйнштейн, Жолио Кюри…

— Смотрят на нас! — произносит он вслух. — Все смотрят на нас!