Триумфатор

Сразу же вода ненадолго утихла. Но потом опять начала закипать.

– Она хочет еще, – шептала Юния. – Одного мало.

Руф прислонил жену в борту лодки, а сам выпрямился.

– Повторяйте за мной, олухи: «Отец наш небесный, спаси и сохрани меня в смертный час…» Ну же! За мной: каждое слово!

С испугу гребцы и остальные легионеры начали повторять, упирая весла вглубь воды, словно отталкиваясь от чего-то ощутимого, что напирало на них. Белая пряжа пены, как живая, окутывала деревяшки и тянулась к людям.

Голоса солдат стали дружнее. Руф читал, а они с хрипом выдыхали непривычные слова. Просили Того, Кого не знали. Но очень хотели выжить – вырваться из передряги. А потому противопоставляли Его, как щит, всей этой местной дикарской нечисти.

– «Да будет воля Твоя», – они прочли не меньше 12 раз, прежде чем заметили, что вырвались из водоворота. Лодки скользили уже по спокойной воде.

⁂

Юния очнулась только на другой день и очень удивилась, что спасена. Последнее, что она помнила, – как ее сажают на лошадь и насильно поят варевом из деревянной чашки. Она старается стиснуть зубы, но их разжимают ножом, суют рожок оленя и, как ребенку, заливают горячую, горькую, густую жижу.

Что было перед этим? Она видела, как во время пира в большом зале сын вождя Витукинд зарезал своего отца Эрменриха, оспаривая у него право на власть. Все жены последнего должны были теперь либо разделить судьбу мужа на погребальном костре, либо стать частью Дикой Охоты и услужить богам. Сидевшие за столами бородатые мужчины выбрали последнее.

Вообще-то Витукинд решил, что отец слишком стар, чтобы заводить младшую жену, и потребовал лацийку себе.

– Стар? – возмутился Эрменрих. – Я имел ее наравне со всеми, и мой конь меня не подвел.

Юния не понимала гундских слов, но общий смысл разговора был ясен.

– У тебя нет уже прежней силы, значит, и права управлять нами, – настаивал сын. – Водить нас в походы!

– Нет силы? Да я сейчас вам докажу! – с этими словами Эрменрих схватил Юнию, которую держали у резного деревянного столба, подпиравшего крышу. Он дернул ее за руку и завалил на грязный, залитый пивом стол.

После всего, случившегося с ней недавно, женщина вообще не воспринимала происходящее вокруг. Одним больше, одним меньше. Ее просто растоптали. Да, она приехала сама. Да, именно этого и ожидала. Сознательно шла на жертву, ради мужа и других.

Хотя вряд ли предполагала, что ее будут перекидывать из рук в руки по кругу, валять по земле, на которую кинут одну войлочную попону. Что на третьем ездоке она уже потеряет сознание. Что вожди начнут дело, а потом станут подзадоривать простых воинов. Что жены, их жены, не будут мешать, мало этого – станут хохотать над страданиями чужестранки и не поставят ее бесчестье в вину своим мужьям и сыновьям.

Теперь Эрменрих лез на пленницу снова. Но Витукинд рассвирепел, схватил копье и метнул отцу в спину. Юния увидела, как из груди вождя показалось клиновидное острие, рот открылся, оттуда на горло пленницы потекла густая красная струя пополам со слюнями и пивом.

Витукинд схватил отца за загривок и отвалил от Юнии, а сам встал на его место, торопясь доказать соплеменникам свою состоятельность.

Старого вождя хоронили на другой день. Сожгли на костре, сложив его на капище. Вместо жен на бревенчатый помост возвели рабынь, прислуживавших в большом зале. Витукинд вел себя как почтительный сын. Вчера он отвоевывал власть, а сегодня оплакивал убитого. Это никого не удивляло. Все признали его права.

«Странные люди!»

Для того, чтобы быть окончательно принятым, новый вождь должен был показать единение с соплеменниками – отречься от чужой женщины. Что Витукинд сделал легко, отдав ее жрецам для Дикой Охоты, как и жен покойного отца.

Не успев выйти из одного оцепенения, Юния была насильно введена в другое. Ничего из своего спасения она не запомнила.

Пару дней дома ее никто не беспокоил. А потом пришли бывшие пленные, мялись у входа, хотели, чтобы она знала, что ей благодарны, – но по требованию Руфа разошлись.

Лепид и тот носа не показывал. Надеялся, что супруги сами разберутся – не хотел попасть в неловкое положение. Руф просто не знал, как подойти к жене и что сказать. В первую минуту спасения его переполняло счастье от того, что удалось ее выручить. Потом накатила обида: куда ее понесло?

Как им теперь? Может, и вообще никак. Юния его не звала, и нежности к нему не проявляла.

Глава 14 Книги судеб

«Знаменья будут тогда даны величайшие смертным…»

«Книги Сивиллы».

Хуже всех себя чувствовал проконсул. Он не ходил ее выручать, значит, вроде, и не имел сейчас права навестить. Сам себе все придумал, запугал себя и теперь мучился: что скажут ему, или что о нем? Не примет ли она его визит не за то, чем тот является?

А чем является? Просто надо пойти и все. Тянет. Днем и ночью. Так остро хотелось видеть, что есть не мог.