Читаем Триумф зла полностью

ИРЭН (МАКСУ): Вы не танцевали с ними?

МАКС (опять очень медленно): Нет, не танцевали, но мы видели тех троих молодых людей.

КАРЛ (бледнея и дрожа): Да, рассказ буквальным образом подтверждается. Мы видели тех молодых людей, о которых вы упомянули; и нескольких дам, а также князя. (Поворачиваясь к ГРАФУ АКСЕЛЬМАНШТЕЙНУ). Теперь-то вы нам поверите. Я и сам никогда не верил в такие штуки. Но то, что я говорю и говорил, — правда.

ГРАФ АКСЕЛЬМАНШТЕЙН (также бледный и дрожащий): Да уж, история довольно странная!

ИРЭН (обвивая руками МАКСА): О Макс! Так вы не танцевали с ними! Этим вы спасли себе жизнь! (Лишается чувств).

КАРЛ (пытаясь справиться с собой): Ну уж нет, нам более по душе танцевать с Ирэн и Шарлоттой, чем с призраками.

КОНЕЦ<p><strong>ДИТЯ ДУШИ</strong></p>

(Беседа, услышанная в пассажирском вагоне.) Как я дошел до подслушивания — или точнее, до невольного выслушивания чужого разговора — для данной истории несущественно. Могу лишь сказать, что места в вагоне первого класса создают прекрасные условия для наблюдений за соседним купе.

Поезд не был экспрессом. Он останавливался на каждой станции: возможно, поэтому, устав от дороги, я принялся наблюдать за моими соседями. Однако, как уже было сказано, моя персона не имеет отношения к этой истории. Поэтому я сразу перейду к описанию пассажиров соседнего купе.

Слева (спиной к локомотиву) сидел мужчина лет тридцати, из тех, что хотели бы выглядеть моложе. Как бы обрисовать его облик? Он принадлежал к тому типу, который принято называть аристократическим, но назвать его так было бы все-таки несправедливо, ибо принадлежащие к аристократическому типу обычно некрасивы: а тут — серо-стальные, ястребиные глаза, утонченные черты, лицо, в юности, должно быть, обаятельнейшее; его даже не меняли выглядевшие преждевременными морщины. (Я забыл упомянуть, что было семь утра и что дело происходило в медлительном бельгийском поезде с конечной остановкой в Брюсселе). Мужчина был чисто выбрит, рот его имел — вернее сказать, приобрел — довольно циничное выражение, что было бы особенно неприятно, если бы его серо-стальные глаза порой не вспыхивали юношеской искренностью. Он читал местную газету, имевшую два названия: «Остраксе Крант» и «Журналь дё Круа ле Пти Шам», которая, как многие местные газеты в Бельгии, была напечатана на причудливой смеси французского и фламандского языков. Двуязычные объявления видимо забавляли его, — он понимал французский и, зная немецкий, догадывался о значении фламандских слов.

Напротив него (лицом к локомотиву) сидела дама, настолько укутанная в меха и плотную вуаль, что ее практически невозможно было разглядеть: она спала.

Наконец, мужчина дошел до церковного объявления, помещенного среди театральных анонсов, как часто делается в бельгийских газетах; объявление было примерно такого содержания:

…de 31' Augustus in de Kerk van onze lieve Vrouw…

…Solemnele Hoogmis met uitmundende muziek voor de ziel van Lord Kilcoran.

…demain matin à onze heures aura lieu le Requiem solonnel pour l’anniversaire de la mort tant regrettee du Lord Kilcoran.

…Sans doute plusières de nos concitoyens y assisteront, si non pour memoire du trèpassè, au moins pour avoir encore l’occasion d’entendre le celèbre equiem de notre compatriote Sybrandt von den Velden, executè par l’orchestre excellente de notre ville[40].

— Вот тебе на! — громко произнес мужчина. — Ведь сегодня годовщина смерти Генри: а я и забыл — и проскочил остановку.

Женщина, вздрогнув, приподняла вуаль, словно заслышав знакомый голос, и показалась из своих соболей. Одетая в глубокий траур, что не мешало ей выглядеть элегантно, она была изысканно красива, лет примерно тридцати, с удивительными золотистыми волосами и ярко-синими глазами.

— Альфред! — позвала она.

— Маргарет! — откликнулся мужчина. Впрочем, я не помню, кто заговорил первым. После этого она произнесла:

— Неужели вы действительно забыли о годовщине смерти Генри? Тогда почему вы здесь?

— Моя дорогая, я к своему стыду совсем бы об этом забыл, если бы не эта газетенка.

— Тогда почему вы едете на этом поезде в Остраке? — спросила она.

— Дорогая, возможно, вы помните, что мы собирались встретиться в Брюсселе, — тут он усмехнулся цинично и неприятно, — где, если мне не изменяет память, у нас было похвальное намерение сочетаться браком. Я прибыл на этом поезде в Брюссель, ожидая увидеть вас там.

Перейти на страницу:

Все книги серии Creme de la Creme

Темная весна
Темная весна

«Уника Цюрн пишет так, что каждое предложение имеет одинаковый вес. Это литература, построенная без драматургии кульминаций. Это зеркальная драматургия, драматургия замкнутого круга».Эльфрида ЕлинекЭтой тонкой книжке место на прикроватном столике у тех, кого волнует ночь за гранью рассудка, но кто достаточно силен, чтобы всегда возвращаться из путешествия на ее край. Впрочем, нелишне помнить, что Уника Цюрн покончила с собой в возрасте 55 лет, когда невозвращения случаются гораздо реже, чем в пору отважного легкомыслия. Но людям с такими именами общий закон не писан. Такое впечатление, что эта уроженка Берлина умудрилась не заметить войны, работая с конца 1930-х на студии «УФА», выходя замуж, бросая мужа с двумя маленькими детьми и зарабатывая журналистикой. Первое значительное событие в ее жизни — встреча с сюрреалистом Хансом Беллмером в 1953-м году, последнее — случившийся вскоре первый опыт с мескалином под руководством другого сюрреалиста, Анри Мишо. В течение приблизительно десяти лет Уника — муза и модель Беллмера, соавтор его «автоматических» стихов, небезуспешно пробующая себя в литературе. Ее 60-е — это тяжкое похмелье, которое накроет «торчащий» молодняк лишь в следующем десятилетии. В 1970 году очередной приступ бросил Унику из окна ее парижской квартиры. В своих ровных фиксациях бреда от третьего лица она тоскует по поэзии и горюет о бедности языка без особого мелодраматизма. Ей, наряду с Ван Гогом и Арто, посвятил Фассбиндер экранизацию набоковского «Отчаяния». Обреченные — они сбиваются в стаи.Павел Соболев

Уника Цюрн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука