Новые знакомые по музыкальному магазину много чего рассказывали об известных музыкантах и исполнителях, и я окончательно уверилась в том, что музыка в России умерла. Парадокс был в том, что в смутные девяностые появлялось интересное – например, певица Линда, к песням и клипам которой в детстве я относилось с трепетным интересом. Немножко страшно, немножко восхитительно. Потом, когда я училась в старших классах, зажигали «Тату». На этом все и закончилось. Не знаю, в чем было дело – в трудностях музыкальной инфраструктуры, нехватке инвестиций или в людях. Кажется, что пассионарность, страсть должна все преодолеть, но, видимо, энергии в этой сфере не было. Печально и симптоматично.
Мои новые знакомые, общавшиеся в музыкальных кругах, просто рассказывали о страшных вещах. Об одной певице, которую уважала подавляющая часть молодежи.
– Ходят слухи, что она конкретно села на сильную наркоту. И теперь даже ее подруга-любовь не может ничего сделать. Они перестали общаться. Говорят, она совершенно никакая, ни о каких выступлениях речи быть не может, – говорил Даня, мальчик-менеджер по продвижению магазина. Это был один из его многочисленных проектов, больше всего ему нравилось организовывать концерты и освещать их в прессе.
Он рассказывал и о другой певице, менее великой, чем первая, но несколько ее хитов сколько-то лет назад в России гремели.
– Сейчас она очень расстраивается, что они особо не зарабатывают, что нет тех масштабов. А надо было думать! Когда все плыло – и деньги, и слава, и предложения, – она думала, что это естественно и так будет всегда. Решила, что ей все это надоело и не нужно ни популярности, ни известности. Ушла на пике. При этом все эти решения принимались на фоне наркотиков. И ушла она в наркотики. Потом пробудилась от своего наркотического бреда – и оказалось, что ей снова всего хочется и, может, не переставало хотеться, только всего этого нет и нужно начинать все с начала.
Самым печальным из того, что рассказал Даня, было известие о тяжелой болезни еще молодого мужчины, продюсера, в прошлом создавшего очень успешную группу. Через некоторое время оно стало достоянием общественности. Но Даня говорил о том, что, обратись тот к врачам раньше, шансов на выздоровление было бы гораздо больше. Беда в том, что он просто не понимал, что происходит, так как уже долгое время плотно сидел на наркотиках, и это не могло не отразиться на психике.
Все эти разговоры пробудили мысли. Я никогда не пробовала ничего и не считала, что здесь уместно любопытство. Но дело даже не в этом. Почему люди, сорвавшие джекпот, люди, которым повезло, начинают разрушать все это, начав с себя. Они могут объяснять это как угодно – любопытством, поиском вдохновения, творческим кризисом. Но правда есть правда: сразу, в середине или по итогам – это проявление слабости.
Что на самом деле побуждает их к саморазрушению? Возможно, это неуверенность в себе, неуверенность в том, что все произошедшее, этот подъем, успех – закономерны. Возможно, боязнь внезапно все потерять. Лучше уж быстро и сокрушительно разрушить все самому, нежели бояться и трепетать перед сторонними силами вроде милости публики. Если это так, то потеря вкуса к жизни, целей, интересов, амбиций – это более примитивная и надуманная причина. Как-то неправдоподобно – люди были амбициозными по природе своей, их никто не толкал что-то делать, придумывать и добиваться. Они ведь не покорили весь мир раз и навсегда, их слава была очерчена рамками, ее можно было изобразить художественно, и оставалось много пустых, незаполненных мест. Но они выбирали не бесстрашное действие, а трусливое саморазрушение.
4
Мне кажется, что в душе я совершенно не готова ни к каким отношениям. Интересны только те, кто может чему-то научить, с кем можно поспорить, кому интересна я, со всеми своими мыслями, которые иногда хаотичны и почти всегда мне мешают. Кто-то может притвориться, но не тут-то было. Может быть, у меня и не будет этой пресловутой стабильности, может, на каждом отрезке свой островок стабильности. Тех самых мужчин может быть несколько, почему нет? Ведь ты взрослеешь, становишься мудрее, меняешься, и в какой-то момент может оказаться, что вы разные люди, химии больше нет, есть воспоминания и любовь… к себе, моложе. И все.
Почему, если хочешь кем-то стать или (наоборот?) найти себя, нужно одной ногой стоять в прошлом? Только потому, что это так называемая стабильность и ни на чем не основанная как бы верность, а по правде – страх что-то менять.
Наедине с собой я думаю над этим часто.