Трюк (ЛП)

За спиной раздается стук, и я делаю шаг назад. И как раз вовремя, потому что в дверь входят Дэймон и Мэддокс, оба в смокингах. Неудивительно, что Дэймон тоже приглашен. Хотя затрудняюсь сказать наверняка, что именно является причиной его присутствия — тот факт, что он мой агент и должен быть на виду почти столько же, сколько и я, или его уверенность в необходимости присматривать за мной и Ноа. Скорее, последнее. Если мы с Ноа облажаемся, пострадает не только моя карьера, но и карьера Дэймона. А еще в этом случае под угрозу будет поставлена кампания отца Ноа.

Никакого давления.

— Вы еще не готовы? — спрашивает Дэймон.

— Как ты догадался, капитан Очевидность? — язвит Ноа.

— Дайте десять минут, — выдаю я и бегу вверх по лестнице. — Где мой костюм? — кричу я на ходу.

— В моей комнате, — отвечает Ноа.

Интересно, отреагирует ли на это Дэймон?

Через пятнадцать минут мы выходим. Всю дорогу до «Плазы» желудок скручивает от нервов и страха. Мне нужно быть сегодня «на коне», и это заставляет меня психовать. Я должен притворяться, что моя репутация не спущена в унитаз; что я абсолютно счастлив, и мне не светит пугающий до усрачки конец футбольной карьеры.

Я провожу по бедру взмокшей ладонью, но Ноа ее перехватывает и молча проводит по ней большим пальцем. Этого простого жеста достаточно, чтобы я знал, что Ноа здесь, со мной. В его обязанности не входит утешать и успокаивать, тем не менее, именно это он и делает.

Едва ступив на красную дорожку, Ноа общается с прессой так, будто для него обычное дело. Он ведет себя непринужденно, очаровательная улыбка не сходит с лица. В то время как я, уверен, похож на оленя в свете фар. На этот раз мы имеем дело не с папарацци. Это — профессиональные журналисты.

Мои ладони все еще влажные, но Ноа не обращает на это внимания. Он крепче сжимает мою руку, и я успокаиваюсь.

Мы заходим внутрь, и Дэймон подводит меня к пиарщику из команды. Тот знакомит меня с какими-то людьми, которых я, видимо, должен знать, но понятия не имею, кто они. Они смотрят на меня так, будто я самый неправильный гей в мире. Один из них, Нил, является главой Национальной Сети ЛГБТК — организатора мероприятия, — так что, по идее, я должен бы его знать.

— Мы так рады, что вы смогли приехать сегодня, — говорит он. — То, что вы здесь, поддерживаете нас…

— Спасибо, что пригласили. — Знаю, это большая честь, что меня ценят и признают в подобном месте, но вокруг постепенно собирается толпа, и мне становится не по себе.

— Каково это — быть первым открытым геем в НФЛ? — задает вопрос какая-то женщина.

— Хм, не знаю. Технически я сейчас не состою в Лиге.

Все в унисон поджимают губы. На лицах отчетливо читается одна и та же мысль о вопиющей несправедливости происходящего.

— Как по-вашему, тот факт, что вы гей, повлияет на шансы снова играть в футбол? — спрашивает Нил, но его вопрос звучит не так навязчиво, как у журналистки.

Нил выглядит очень обеспокоенным, но, вместе с тем, каким-то угрожающим. Такое впечатление, что получи он мое согласие, в тот же миг натравит на Лигу гей-мафию. От одной этой мысли хочется рассмеяться, но серьезность вопроса отрезвляет.

— Существуют законы против дискриминации, так что не должен влиять, — дипломатично отзываюсь я.

— Но ведь это не значит, что и не будет, — вклинивается еще один мужчина.

Я тянусь к галстуку-бабочке, который внезапно начинает слишком стягивать горло.

— Мой каминг-аут был не совсем… эм… изящным. Меня уволили по пункту об этическом поведении.

Раздается несколько неловких смешков. Я убеждаю себя, что уж лучше пусть эти люди смеются надо мной, чем думают так же, как «Бульдоги» — что я заслужил быть вышвырнутым за произошедшее в клубе.

— А чего еще может ожидать общество, если человек вынужден скрывать, кто он есть, — возмущенно замечает Нил, и я решаю, что, несмотря на неловкость всей ситуации, он мне нравится.

— Если бы все просто открылись, никто бы не стал раздувать из этого проблему, — разглагольствует женщина, и я стискиваю зубы.

Полагаю, она подразумевает спортсменов, но уточнять совсем не хочется.

Я вижу Ноа, но не могу до него дотянуться. Пытаюсь телепатически передать ему, что нуждаюсь в спасении, но, очевидно, за последнюю пару часов подобных сверхспособностей у меня не развилось.

Да блин!

По мере того, как рвущихся со мной пообщаться становится все больше, и меня знакомят с новыми и новыми людьми, присутствие Ноа так близко и в то же время так далеко, становится мучительным. У нас совсем не остается времени побыть вместе. Мы проходим мимо многочисленных представителей высшей элиты. Все хотят пообщаться с Ноа, поговорить о его отце, а меня засыпают очередными вопросами о том, каково быть открывшимся геем в футболе.

В конце концов, понимаю, что произошло именно то, чего я так боялся, когда опубликовали те фотографии. Меня не воспринимают, как Джэксона-футболиста. Я для них футболист-гей Джэксон. Никого из моих товарищей по команде никогда не представляли общественности как «женатого футболиста» или «футболиста-натурала».