Тритон

Стремительный напор воды в мое лицо и в половину так не ошеломляет, как шум, с которым он покидает огромное дыхало*, выплывающее на поверхность рядом со мной. Я кашляю и отплевываюсь, и опять пронзительно кричу, но на этот раз от безысходности. Голиаф — мой дружок-синий кит, который первым убедил меня в Даре Посейдона — посылает в меня второй фонтан воды.

— Эй, прекрати! — кричу я ему.

(*дыхало - дыхательное отверстие на голове кита)

Он издает пронзительные щелчки, а затем ныряет под воду. Голиаф не знает английского (или испанского, и так же не понимает французский), но в целом, его поведение умоляет — "Поиграй со мной".

— Я не могу поиграть с тобой. Я обязана найти Рейну. Ты, кстати, не видел ее? — да, я на самом деле только что задала вопрос киту. И нет, он не ответил.

Вместо этого, он выныривает наполовину и плюхается обратно, перевернувшись набок. В результате, вызванное им цунами опрокидывает гидроцикл.

Я в воде. Замечательно.

Голиаф останавливается, затем снова плывет, останавливается и плывет, выжидая, когда же я обуздаю свой первоначальный шок и если повезет, свой характер.

— Сказала же тебе, что не могу играть!

Уже собравшись отругать громадного кита, я внезапно улавливаю какой-то блеск под нами. Слишком поздно до меня доходит, что это мои ключи от машины мерцают в последнем луче солнечного света, опускаясь ко дну Атлантического океана. Должно быть, я потеряла их из кармана джинсов, свалившись с мотоцикла. Ключи оседают на дно все ниже, ниже, и, черт побери, ниже. Теперь мне понятно, каково это быть рыбой, гоняющейся за блестящей приманкой.

Я ныряю за ними, и чем глубже погружаюсь, тем лучше глаза привыкают к темноте. Голиаф думает, что я наконец-то играю с ним, но он кажется запутался в правилах, так что держит дистанцию ​​и плавает кругами вокруг меня, пока я постепенно ускоряюсь вниз за издевающейся надо мной связкой ключей. Поток воды, создаваемый Голиафом, нарушает траекторию падения ключей, и они, беспорядочно кружась в водовороте, мелькают то тут, то там.

Я ловлю их прямо перед тем, как они коснутся дна, так что я не должна быть слишком горда собой, когда говорю: "Ах-ха!" Не то, чтобы я спасла их от какой-либо реальной опасности, наподобие лавовой ямы или что-то вроде того, но все же меня омывает крошечное, трогательное чувство выполненного долга. Я смотрю вверх на Голиафа с торжествующей усмешкой.

Внезапно, пульс поражает меня, как удар кулака. Он пронизывает воду вокруг меня, устраняя долой возможность сбежать. Пульс настолько сильный, да к тому же, очень близко ко мне. Слишком близко. К сожалению, из-за того, что я полукровка, если я и чувствую кого-либо, то значит, он почти рядом. А уж если пульс настолько сильный — это значит, до этого кого-то, — рукой подать.

Громкий крик, полный ужаса и отчаяния, доносится со стороны пульса. Это женский крик. Девушки-Сирены.

Я уже знаю, что не смогу остаться в стороне. Я проклинаю близость крика. Достаточно близко для помощи, но слишком близко, чтобы слинять с чистой совестью.

— Голиаф. Отнеси меня на звук. Поторопись.

Он устремляется вниз. Я хватаю его за плавник. Тот факт, что меня везёт кит, я не могу полностью выбросить из головы, но кто бы ни кричал раньше, он делает это снова, и я решаю насладиться впечатлением от прогулки позже. Голиаф, кажется, чувствует срочность; мы скользим по воде быстрее, чем, по моим представлениям, он мог путешествовать. Помогает то, что каждый взмах его хвоста толкает нас вперед примерно на длину трех школьных автобусов за раз.

Но даже на такой скорости, мы не успеваем. Пульс исчезает также быстро, как и появился. Она мертва? Только не это, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Я даже ее не знаю, но распознаю то же чувство тошноты, скручивающее мой желудок. Я чувствовала то же самое, когда поняла, что на Хлою напала акула. То же самое, когда узнала, что она умерла.

И тут я вижу его. Днище лодки, подпрыгивающее на волнах над нами. Лодка. Люди. Облегчение длится всего лишь секунду. Все же, акулы были бы не самым худшим вариантом. Да, акулы молниеносны и смертельно опасны. Но акулы нападают, поражая лишь свою жертву. Они могут покалечить, они могут убить и это ужасно. Но если все кончено — то значит, кончено. Акулы уходят. Люди же, если поймают Сирену, будут возвращаться и возвращаться, пока не захватят каждый дюйм территорий Сирен.

А нападение людей будет иметь последствия для всех Сирен.

— Давай поднимемся, Голиаф. Но не до конца. Ты останешься здесь.

Глупо говорить шепотом, но это помогает мне чувствовать себя незаметнее.

Голиаф подталкивает меня вверх и я тихо достигаю поверхности, что позволяет моим глазам лишь украдкой взглянуть на волны. Мне не нравится то, что я вижу.