Тринити

Когда Прорехов зачинал сына, стараясь поймать свое, он не думал о проблемах. Значит, у него нет отсека, которым люди заботятся о других, мыслил Макарон. Выходит, предатель не имеет физической возможности стать не предателем. Предательство - телесный недостаток. Ради должности неснимаемого директора Прорехов пустил под откос общий бизнес с перспективами. Он боялся, что его снимут за пьянство, и защищался, как мог. Значит, был прав. Но в какой раздел поместить то, что Прорехов выделывал до совместного существования? В старину, когда под рукой не было денег, он отправлялся в шалман за опивками и заставлял сожительницу сцеживать молоко, чтобы продать его мамам у входа на детскую молочную кухню. Выручку пускал на свои напитки. Но что тут такого? - можно легко возразить. Каждый алкоголик был в детстве молокососом. Сожительница родила двойню - Аркашу и Игнашу, после чего у нее открылась астма. Помыкавшись, Прорехов бросился в бега, уклоняясь от алиментов. Он всячески скрывал информацию о существовании своей первой ячейки, но однажды размяк и поведал о продаже молока как о ловкой коммерческой выдумке - мол, само лилось. Просто грудь была такой, что лопались глаза!

Получается, скрывая пороки и стыдясь, породили и вскормили предателя его же друзья, близкие, родные и знакомые. Когда брошенные парасыновья Игнаша и Аркаша осознают себя, они будут вправе высечь папку по попке. Вовка, узнав, что болен по причине отцовской невоздержанности, будет открыто ненавидеть его.

Макарону вспомнилась история по месту жительства. Он родился и вырос на улице имени подпольщицы Марии Дунаевой. В память о ее подвиге был установлен обелиск. Марию выдал фашистам сосед, когда та со штабными донесениями пряталась в картофельном поле. Ее казнили. После войны соседу выписали четвертной, он отсидел, вернулся, а напротив его дома - обелиск. Так он и просидел на своей лавочке до смерти. Ежевечерне ему в лицо били лучи заходящего солнца, отражающиеся от звезды и от фотографии Марии. Напротив дома предателя всегда появляется обелиск тому, кто был предан, соображал Макарон. Пред лице Иуды возвысился крест, напротив дома предателя Марии Дунаевой - обелиск, против дома Прорехова будет стоять пустой дома Артамонова. А может, и мой, думал Макарон.

Предательство наказываться жизнью, продолжал он мыслить с оттяжечкой, потому что отомстить за него нельзя. Предатель сам становится себе судьей. Иуда не выдюжил ноши - повесился. Екатерина Фурцева не снесла своего легкого поведения в отношении Вишневской - выбросилась в окно в день ее рождения. Вот он - обратный алгоритм и генезис предательства.

Макарон ненавидел себя: неужели я такой гадкий, такой низкий, что позволяю себе подобное рытье в чужом белке? Разве я смогу простить себе это? Но избавиться от мыслей в чужую глубь он не мог. Он надевал сапоги и лез, лез в грязь все глубже и глубже, искал корни саксаула.

Показать болевые точки, но не бить - это принцип каратэ в дружбе, вспомнил Макарон слова Решетова. Так вот зачем я ищу тонкие места. Ну, давай, давай, подталкивал себя Макарон, как иногда понукал Бека. И находил Пашу Крепыша. Вызванный Прореховым, он эмоционально оставил свой Горький Новгород, работу, жилье, приехал, отпахал год, потом сделал что-то не так и был отправлен назад. Прорехов не задумывался над тем, что поломал Паше всю его и без того висевшую на ниточке жизнь. Следующим на паклю прилип Юра Цапа. Он был призван в помощь Давликану по галерее, но стал быстро обходить всех интеллектом, активностью, образованностью и красавицей-женой. Прорехов нашел причину вернуть его на родину с судебным преследованием вдогонку.

На житном поле Прорехов терялся, ему требовался фон, который бы мог оттенять его. Фон Прорехов, пытался объяснить себе его поведение Макарон. Но слишком высока раскрываемость совершенных им преступлений, констатировал Макарон, проникая в самые тылы жизни. Он лез в пекло и искал исходники предательства, опускаясь на глубину до сорока метров, чтобы узреть корни житейского саксаула. Он знал, что они зарождаются у грунтовых вод. Будущим предательство всего лишь поверяется, а начинается оно глубоко-глубоко - на уровне белка.